Румбо - [11]

— Yes, — кивает на меня гайка.

— Да, напримеррр, этот… — штуцер подсасывается и сканирует:

— Эй, ты очнулся?

<Это он мне?>

— Ты очнулся, мартын?

Мигаю в знак подтверждения.

— Ни болта ты не очнулся, дружок. Ты очнёшься, когда по башке как следует получишь — вот тогда ты очнёшься. — сверлит он, но я не ощущаю угрозы.

— Yes, — мерцает женщина.

Стены помещения начинают светиться голубым перламутром.

Да, некисло меня поимели.

— Как тебя зовут? — спрашивает штуцер.

— Елдоп.

— Добро пожаловать в наш восстановленный после переплавки коллектив; я — Дрозд. Ефим Тимофеевич.

— Мамочка, — щерится его подруга, демонстрируя номер подмышкой. — Ну, что, Елдоп, как самочувствие?

— Функционально. — вкручиваюсь в помещение. — Не знаю, кто вы, но, прошу вас, объясните хотя бы вкратце, что происходит, и какова моя роль во всём этом… алхимическом чуде?

— Чудо… что ты понимаешь в чудесах алхимии? — беззлобно скрежещет Дрозд, — Нас только что собрали вместе, а теперь начинается второй этап плавки.

— Разве…

— Это было самое лёгкое — переплавка базового уровня. Теперь пойдут плавки тонких тел. За ними — этапы восстановления: вот когда хлебнём лиха.

— Yes, — кивает Мамочка.

— Постойте, — я соскальзываю к ним вплотную, упираясь грудью.

Тела их не лгут.

— Ты, Елдоп, очнулся только сейчас, а мы — сидим тут уже пару фаз… Успели «углы» подстроить: восстанавливает на раз, если сплав чистый. — Ефим Тимофеевич усаживает меня напротив и делает о-п. («обтекаемое проникновение» — примечание елдоредактора)

Мозговая карта начинает раскручиваться, лошадиными силами наливается нижний торс и ментальное отождествление.

Я вспоминаю, что хотя меня и зовут Елдопом, имя это — не моё настоящее. Настоящее моё имя: Елдомкрат Джазгубыль, а служебное — Гобонзищенко; и что я перемещаюсь сквозь уровни, чтобы обогатить свой сплав ураном и ртутью.

— Я просчитал «углы», — Дрозд вытягивает моё внимание вспышкой, — мы будем сидеть в этой камере, покуда все не очнутся. Я очнулся первым. За мной — Мамочка. Теперь ты. Так что пора на выход.

— Куда? — спрашиваю я машинально, хотя и так ясно: куда угодно, только не куда ожидаешь.

Переплавка напоминает в чём-то циркульный поезд, вот оно что: торец помещения расползается, и мы, газуя от напряжения, сползаем по жирному стержню.

Впереди пологая равнина; предыдущее убежище представляет собой род трубокоридора, ведущего из цистерны, установленной на высоких опорах.

Дрозд клюёт бритву, Мамочка тоже почёсывает дёсны… я и сам не прочь подзарядиться — только не хочу сознаваться в этом из-за штуцерской гордости.

Сейчас бы homo живёхонького, с юношеской силой чувств, с трепещущим как от ударов тока очком, едва расчехлившего фольгу на гениталиях. Хотя, при чём тут фольга? у homo фольги не бывает — у них это… белок, мясо.

— Ну, что, Елдоп? Какие будут предложения?

К этому моменту я чётко реинсталлирую, что ни в коем случае не должен сообщать им своё настоящее имя.

Это будет непросто: Елдом и Елдоп — имена созвучные, и в семье мать часто называла меня именно Елдопом, а отец дразнил еще Елдославом Елдометровичем.

Какие предложения…

— Давайте прежде всего озаботимся едой, а не елдой, — предлагаю я, — нет смысла скрывать очевидное: без подпитки мы — ржа. И никакая переплавка не поможет.

— Yes, — поддерживает Мамочка.

Я канифолю её резьбу с продолжительным скрежетом, но Ефим Тимофеевич вмешивается:

— Сейчас всё дело в молекулах. Где по молекуле зарок, — там новый уровень. Про заговор ментовской ноги слыхал?

Мы шелушим сектора и меняемся данными.

— Прямота BB всегда умиляет, — гудит Дрозд, — мы, уважаемые, можем зарядиться гораздо более простым способом: если разойдёмся сейчас врозь — каждый в сторону своего сектора. Я отсканировал этот путь через сохранившиеся с прошлого плана фильтры.

— Но разве нас собирали втроём в той комнате, чтобы затем мы расстались? — шелестит Мамочка.

— Почему мы обязаны следовать их планам? — сверлит Тимофеевич, — логично предположить, что внешние силы рассчитывают на наши совместные действия в воплощённом уровне. Поэтому самое время распределиться для синхронной блокировки: разойдёмся в противоположные стороны, и если моя догадка верна, очень скоро мы снова встретимся, и наши батареи будет полны…

— Чтобы замести ментальный след, сдвинем по сектору, — предлагаю я, перенастраивая целку.

— Принято!

Мы поворачиваемся друг к другу спинами и соскальзываем в стороны.

Поначалу я не чувствую ничего, кроме отупения.

Некоторая усталость присутствует, но я знаю, что усталость — это атавизм.

Уставать могут люди. Румбо — не устают никогда.

«Потому что мы железные: стоим, либо падаем замертво».

А мне нужно — всего лишь двигаться. Вперёд, в полосу тумана на горизонте; размеренно, не торопясь…

— Да что, в самом деле, за хуйня такая, — думается мне, — на хуй всё… на хуй эти вечерние посиделки с бледноголовыми… на хуй капризы: подай бельё, потуши свет… на хуй балерину в динамической трубе, на хуй споры, на хуй лохмотья… свисающие лохмотья, старые драные, которым сам чёрт не брат…

Что я несу?

Откровенную чушь какую-то.

А надо-то мне всего лишь — двигаться.

Ловить волну. Подсосаться к волне всего лишь.