Рулевой - [106]

— У вас удивленный вид, лейтенант, — рассмеялся Пенда.

— Вселенная! — простонал Брим, закатив глаза к изрешеченным верхним гиперэкранам.

— Все в порядке, Брим, — усмехнулся адмирал. — У вас в дне такая дыра, что я вообще не понимаю, как вы справлялись с управлением. Не думаю, чтобы у нас на флоте нашлось много пилотов, способных повторить такое, — старина Бородов рассказал нашим инженерам, какие вы вытворяли чудеса пилотажа.

Спустя пару циклов огромный корабль осторожно завис рядом со «Свирепым», возвышаясь над ним, как горный утес. Брим зачарованно покачал головой: одно неосторожное движение — и крейсер раздавит его эсминец, как мелкое насекомое. Однако он справился с приступом клаустрофобии, вспомнив, что даже младшие рулевые на «Беньюэлле» — одни из лучших в Галактике. С крейсера протянулся длинный трап. Высоко над его головой, на мостике большого корабля виднелись крохотные фигурки. Он встал и отдал честь. Они отсалютовали в ответ. За всю жизнь ему редко доводилось испытывать такую гордость.

* * *

Дежурный глайдер транспортного отдела затормозил, подняв облако сверкающих льдинок. Непрекращающийся ветер Гиммас-Хефдона тут же унес их прочь.

— Спасибо, — сказал Брим, выходя из машины и тут же проваливаясь в снег почти по колено — это при всех-то усилиях непрерывно работающих снегоочистителей. Вечерний морозец щипал нос и щеки, когда он шагал к верфи. Он плохо ориентировался. Накануне вечером, когда два спасательных буксира с трудом посадили «Свирепого» — вернее, то, что от него осталось, — на Гиммас, ему было не до любования окрестностями. Теперь же, отдохнув немного, он вернулся, чтобы официально передать эсминец Коллингсвуд бригаде, которая разделает его на металлолом.

Разделочная верфь 189-Е представляла собой обычное скопление обветшалых серых строений, тяжелых механизмов, ржавых волноводов, запорошенных снегом катушек с проводами в окружении частокола кранов. Останки «Свирепого» безжизненно висели над огромным гравибассейном, удерживаемые на месте паутиной силовых лучей. Корабль чуть покачивался от порывов ветра, и ржавый трап, ведущий на палубу, поскрипывал.

— Вас подождать, лейтенант? — спросила водитель у него за спиной.

Брим подумал, что у этой немолодой женщины, должно быть, немалый опыт общения с людьми вроде него. Люди поневоле привязываются к своим кораблям. И когда эти корабли обречены…

— Спасибо, но я могу задержаться, — соврал он, обернувшись к глайдеру. — Я вызову машину, когда закончу дела. — На самом-то деле ему оставалось всего лишь подписать пару бумаг. Цикл, максимум два — и «Свирепый» останется в прошлом. Только воспоминания.

Водитель кивнула. Она все понимала.

— Позвонить можно вон из той хибары с железной крышей, — сказала она, показав на строение с противоположной стороны бассейна. Потом отсалютовала (не без почтительности), и ее машина, мигнув красными стоп-сигналами, скрылась в снежной круговерти.

Брим поплотнее запахнул плащ и, ежась от пронизывающего холода, подошел к трапу. Обратный путь он проделал на одном из буксиров, и с его мостика эсминец не выглядел таким… разбитым. Может, потому, что дело было в космосе, родной стихии корабля. Теперь же, в блеклом свете угасающего дня Гиммас-Хефдона, «Свирепый» смотрелся просто ужасно. При выключенном обогреве — энергосистема корабля вышла из строя — даже гиперэкраны над разгромленным мостиком (точнее, их остатки) были покрыты толстым слоем снега. Там и здесь на корпусе темнели синие герметичные заплаты, обозначавшие места пробоин, и от уродливых машин, окружавших бассейн, к кораблю тянулись малоприглядные пучки разноцветных кабелей. Еще до начала буксировки с корабля сняли все, что можно снять — вплоть до оставшихся целыми разлагателей. Теперь же, за время его отсутствия, с корабля исчез даже последний остававшийся бот. В общем, от некогда горделивого эсминца остался только обглоданный скелет.

Сделав глубокий вдох (слишком напоминающий вздох сожаления, хотя сам он вряд ли признался бы себе в этом), Брим понуро двинулся вверх по трапу. Снег скрипел под его башмаками. На кранах вокруг бассейна начали загораться огни — словно звезды на темном, затянутом облаками небосклоне Гиммас-Хефдона. Другие огни замерцали в окнах строений верфи. Но тепла от них не исходило. От всего комплекса разило смертью.

На опустевшей палубе ветер казался еще более ледяным и пронизывающим. Брим услышал далекий гром стартующего звездолета и вдруг обнаружил, что не в силах смотреть на царящие вокруг него хаос и разрушение. Ежась от холода, он осторожно пробрался к переносному шлюзу, сооруженному у входного люка. Наружный клапан был отстегнут, он откинул его, преодолевая сопротивление ветра, и шагнул в черноту входа, стряхнув о порог снег с башмаков. Пост Мальдивы исчез — как и сама бедняга Мальдива. Она стала одной из многих, чьи останки по старой флотской традиции упокоились в безднах космоса. Ее пульт вместе с судовым регистром разлетелся на элементарные частицы под последним обстрелом Валентина.

Интерьер корабля даже пах теперь пустотой… нет, скорее — Брим чуть поморщился — смертью. Никакими порошками, никакими швабрами не отскрести уже от палубы эту кровь, засохшую во всех щелях и швах.