Руководство по истории Русской церкви - [60]

. Более произвольного обращения с митрополитом, кажется, невозможно себе и представить. Естественно, что при таком отношении великих князей к митрополиту этот последний чувствовал себя шатким на кафедре, и чтобы удержаться на ней, должен был угождать князю. Поэтому–то митрополиты Афанасий, Кирилл IV и Антоний молчали, видя как Иоанн IV губит народ. Поэтому же митрополит Даниил соглашался на незаконные и безнравственные действия Василия Ивановича, как например: нарушение клятвы, данной Василию Шемячичу в его безопасности, или развод царя с бесплодной женой Соломонией, насильственное пострижение ее в инокини и вступление царя в брак с Еленой Глинской  [443], а Иосиф Болгаринович, южнорусский митрополит, даже старался в угоду польскому королю о введении латинской унии в среде православных  [444].

Поставленные в такую тесную зависимость от воли князя митрополиты, естественно, могли терпеть и притязания его на вмешательство в их права и в церковное управление. Это было и на самом деле.

Уже известно, что в южной митрополии польско–литовские короли с половины XV века пользовались правом утверждения избранных епископов, получив это право по наследству от волынских князей; впрочем, одним утверждением они не довольствовались, а стали сами раздавать епископские кафедры тем или другим лицам — большей частью из светского сословия, когда сразу двоим–троим одну кафедру; а Сигизмунд I предоставлял пользоваться этим правом даже своей жене Боне  [445]. Митрополиту только оставалось рукополагать избранных. Короли заступались за поставленных ими епископов, даже если они были недостойны и не удовлетворяли требованиям церковных правил  [446]; равным образом и в сильных князьях епископы находили себе нередко горячих защитников; поэтому–то часто епископы не повиновались митрополиту  [447]. Естественно, что поэтому ограничивалось право митрополичьего суда. Короли даже трактовали суд над епископами, как дело, принадлежащее по праву только им, и принимали жалобы на епископов  [448]. Митрополит судил епископа только тогда, когда это предоставлял ему сам король  [449]. В северной России, хотя притязания светской власти не доходили до таких размеров, однако бывали случаи, когда великие князья сами производили суд и казнь над епископами или заступались за них в споре с митрополитом. Например, Иов III заключил в заточение новгородского архиепископа Феофила, когда Новгород нарушил договор с московским князем и передавался Казимиру литовскому (1480 г.)  [450]; подобным образом Василий III сослал в один из отдаленных монастырей смоленского епископа Варсонофия, подозреваемого в передаче Смоленска под скому королю Сигизмунду (1514 г.)  [451]; Иоанн III заступился за архиепископа ростовского Вассиана, когда митрополит Геронтий взял у него Кириллов Белозерский монастырь и передал князю Верейскому (1478 г.)  [452]. Иоанн IV заключил Новгородских епископов Серапиона. [Вероятно, ошибка. Еп. Серапион (Курцов) умер задолго до Новгородского восстания (прим. ред.).] Пимена по подозрению в поддержке новгородского восстания (1570 г.), а Леонида (1576 г.) велел лишить жизни (по одним сказаниям, удавить, по другим — зашить в медвежью шкуру и затравить собаками)  [453].

Как на севере, так и на юге России светская власть нередко брала в свое непосредственное ведение монастыри в пределах епископских и даже митрополичьих епархий. В»княжих»монастырях сам князь назначал настоятеля, сам заправлял жизнью монастыря, сам даже судил настоятеля, а митрополиту запрещал его»судить и рядить», кроме дел собственно духовных, когда тот должен участвовать в суде вместе с князьями  [454]. На юге России такие монастыри даже передавались нередко в управление, или — лучше сказать — в аренду светским лицам за какие–нибудь гражданские заслуги или за деньги, и король считал себя вправе так делать (право подаванья или покровительства — juspatronatus)  [455]. Впрочем, ставить настоятелей осмеливались князья московские и короли польские не в одни только княжьи монастыри; равным образом сами же произвольно переводили их из одного монастыря в другой. Митрополиту оставалось в этих случаях лишь исполнять требования князя. Право же утверждения избираемых архимандритов и игуменов считалось за обычное право князей как на юге, так и на севере России; вот что говорит на этот счет 86–й ответ Стоглавого собора (1551 г.):«Повелевают святые правила избирати митрополиту и архиепископом и епископом, коемуждо в своем пределе, архимандритов и игуменов в честные монастыри, и избрав посылают к благочестивому царю, и аще будет Богу угоден и царю, и таков… да поставлен будет» [456]. Право созывать на соборы епархиальных епископов также подвергалось ограничениям. Для этого нужно было согласие великого князя; он же и утверждал своей грамотой соборные постановления; сам иногда присутствовал и вел прения на соборе; сам иногда и настаивал на созыве собора — хотя бы для маловажных вопросов, которые можно было решить иначе  [457]; иногда же в южной России принимал и апелляции на соборные решения  [458]. Митрополит только с согласия великого князя мог изменять штат своих домовых слуг