Руководство астронавта по жизни на Земле. Чему научили меня 4000 часов на орбите - [22]

Иногда моделирование играет роль испытательного полигона, на котором можно показать, насколько широки ваши возможности, но гораздо чаще это средоточие испытаний, дающее возможность найти пробелы в ваших знаниях и впервые столкнуться с «эффектом домино». Когда я начал готовиться к полету с Романом Романенко, будущим членом экипажа в моем последнем полете и командиром корабля «Союз», мы вместе провели имитацию входа в плотные слои атмосферы на тренажере в Звездном городке. Роман уже летал на «Союзе» раньше, а я нет, так что моей главной задачей было оказывать посильную помощь там, где я мог помочь. Во время симуляции полета я заметил, что один из кислородных баллонов в нашем отсеке подтекает. Казалось, что это несерьезная проблема. У нас имелось несколько баллонов, а утечка была слабая. Мы сосредоточились на сложных задачах, связанных с входом в атмосферу, как вдруг меня осенило: кислород из баллона вытекает в наш очень небольшой отсек, а значит, концентрация кислорода повышается и достигнет значения, при котором любой предмет становится огнеопасным, и в этом случае нам придется сбросить давление в отсеке, чтобы избежать пожара, однако, если мы это сделаем, кислорода может не хватить для того, чтобы вернуться домой.

Теперь о штатном входе в атмосферу уже не было речи. Не имело значения, находились ли мы уже где-то над Казахстаном или еще нет. Нам нужно было немедленно повернуть корабль и фактически бросить его на Землю, иначе мы погибнем. Но я не знал, как быстро развернуть «Союз», а Роман уже ушел с головой в другую технологическую операцию, поэтому мы пропустили то очень узкое окно, в котором у нас еще был шанс спастись. Казавшееся поначалу несущественным повреждение — небольшая утечка из кислородного баллона — в итоге привело к нашей «гибели».

Мы с Романом не смогли правильно оценить, понять эксплуатационные последствия протекающего баллона, однако благодаря этому моделированию мы о них узнали и, конечно, в дальнейших тренировках действовали намного правильнее. Моделирование предоставляет возможность попрактиковаться, но зачастую оно же играет роль будильника: мы, по правде говоря, иногда даже не знаем точно, что именно делаем, действуя интуитивно, и будет лучше, если мы разберемся с этим до того, как столкнемся с подобной ситуацией в космосе.

Работа день за днем по таким жестоким сценариям может показаться верным способом впасть в клиническую депрессию, но на самом деле она волшебным образом поднимает настроение. Репетиции поведения при катастрофе придали мне уверенность в том, что я владею навыками принятия решений, которые позволят справиться с трудной ситуацией и выйти из нее с улыбкой. Они сильно уменьшили количество ментального и эмоционального шума, который всегда сопутствует необузданному беспокойству, тем беспорядочным мыслям, которые атакуют ваш мозг в три часа ночи. Конечно, я очень надеюсь, что мне не случится погибнуть в космосе, но при этом я не живу в страхе перед таким исходом благодаря в первую очередь тому, что мне пришлось продумать все его практические стороны: как именно моя семья получит печальные известия и кто именно из астронавтов поможет моей жене справиться с бюрократами НАСА и ККА. Перед последним космическим полетом, как, впрочем, и перед всеми предыдущими, я проверил свое завещание, убедился, что мои финансовые и налоговые дела в порядке, и сделал все остальные вещи, которые обычно делают люди, когда знают, что скоро умрут. Но это все не заставило почувствовать себя одной ногой в могиле. Наоборот, это, как ни странно, успокоило мои мысли и снизило тревогу о том, каким сложится будущее моей семьи в случае, если со мной что-то случится. А значит, когда заработают двигатели на стартовой площадке, я смогу полностью сосредоточиться на ближайшей задаче: вернуться живым.

* * *

Моделирование катастроф приучает вас к мысли, что может произойти самое ужасное, но вы никогда не свыкнитесь с этой мыслью до степени безразличия. Я сомневаюсь, что смогу забыть утро 1 февраля 2003 г. Ночью я вернулся из России в Хьюстон и забыл включить свой телефон. Вспомнил о нем, только когда мы с Хелен утром поехали где-нибудь позавтракать. Как только я включил телефон, я увидел огромное число пропущенных сообщений. Хелен проверила свой, и на ее телефоне было то же самое. Нам не пришлось просматривать все эти сообщения, чтобы понять, что случилось что-то ужасное. В этот день наши друзья должны были вернуться на шаттле Columbia. Мы развернули машину и поехали обратно домой с тяжелым, невыносимым чувством, как будто мы лишились возможности дышать.

Дома я включил телевизор и сразу же увидел повтор видеозаписи, зафиксировавшей разрушение Columbia в небе не так уж и далеко от нашего дома. Слезы заполнили мои глаза еще до того, как я осознал увиденное. Хелен рухнула на колени и зарыдала. Неожиданная и невосполнимая потеря опустошила нас. Мы были хорошо знакомы со всеми семью астронавтами, летевшими на том шаттле. Мы делили с ними одни и те же мечты. Мы заботились об их супругах и детях. Командир миссии Рик Хасбэнд был моим одноклассником в школе летчиков-испытателей. Мы вместе пели, вместе работали над исследовательским проектом. Рик вызвался помочь моей семье во время одного из моих полетов и с готовностью отправился в Орландо, когда мои родители оказались в затруднительном положении, и привез их обратно на мыс Канаверал. Он был отличным парнем и близким другом. Я и сейчас скорблю о его гибели и о гибели наших остальных друзей, участвовавших в этом полете.