Рукопись, найденная в ванне - [26]

"Ес ли бы ты мне да ла эх рай ес ли бы ты мне эх рай да ла бы да ла рай эх ес ли бы", – увидел я аккуратно сгруппированные по слогам буквы.

– Ну так? – спросил я. – Что же это такое?

– Следующий слой. А чего же вы ожидали? А? Мы просто докопались до еще более глубокого уровня психики средневекового англичанина, и ничего более.

– Этого не может быть! – воскликнул я. – Значит, этот чудесный стих – всего лишь футляр, прячущий внутри каких-то свиней: дай – и рай? И если вы заложите в свою машину величайшие литературные произведения, непревзойденные творения человеческого гения, бессмертные поэмы, саги – из этого тоже получится бред?

– Конечно. Ибо все это бред, дорогой мой, – холодно ответил капитан. – Диверсионный бред. Искусство, литература – разве вы не знаете, для чего они предназначаются? Для отвлечения внимания.

– От чего?

– Вы не знаете?

– Нет.

– Очень плохо. Вы должны знать, ибо, в таком случае, что вы здесь делаете?

Я молчал. С напряженным лицом, кожа на котором натянулась, словно полотно, обтягивающее острые камни, он тихо сказал:

– Даже разгаданный шифр все равно остается шифром. Под взором специалиста он сбрасывает с себя покров за покровом. Он неисчерпаем, не имеет ни пределов, ни дна. Можно углубляться в слои все менее доступные, все более глубокие, и этот процесс бесконечен.

– Как же так? А… "не будет ответа"? – Я напомнил ему его предыдущую расшифровку. – Ведь вы представили мне эту фразу как окончательный вариант.

– Нет. Это тоже лишь этап. В рамках определенной процедуры – существенный, но только этап. Подумайте, и вы придете к этому же сами.

– Не понимаю.

– В свое время поймете, но и это будет лишь следующим шагом.

– А вы не можете мне в этом помочь?

– Нет. Вы должны прийти к этому сами. Каждый должен познавать это сам. Это существенное требование, но вы, как отмеченный, один из немногих… Вы ведь знаете, чего от вас ждут… К сожалению, я не могу уделить вам больше времени. В будущем я сделаю для вас, что смогу. Разумеется, в служебном порядке.

– Но как же так? Ведь я, собственно говоря, по-прежнему не знаю… – торопливо заговорил я, сбитый с толку. – Вы ведь должны были познакомить меня с шифрами, которые понадобятся мне в связи с миссией.

– С вашей миссией?

– Да.

– И каково ее содержание?

– Подробностей я не знаю… Полагаю, что они содержатся в инструкции. Она у меня здесь, с собой, в папке – но я не могу ее вам показать сейчас. Где моя папка?

Я сорвался с места, заглянул под стол – папки не было. Я глянул в сторону жирного офицера. Глаза у него были, как у уснувшей рыбы. Воздух посвистывал, проходя через его полуоткрытый рот.

– Где моя папка?

Я повысил голос.

– Спокойно, – проговорил за моей спиной Прандтль. – У нас ничего не может пропасть. Крууух!

Потом с укоризной произнес:

– Крууух! Отдай! Слышишь? Отдай!

Толстый пошевелился, и что-то шлепнулось на пол. Я схватил папку, пощупал, полна ли она, и выпрямился.

Неужели он сидел на ней? И когда он успел стащить ее прямо из-под моего носа? Видимо, он был, вопреки обманчивой наружности, чрезвычайно ловок.

Я уже совсем было собрался открыть папку, как вдруг сообразил, что не смогу извлечь необходимую информацию из зашифрованного текста, а капитан, не зная, о чем идет речь, не сможет дать мне соответствующий ключ. Это был порочный круг.

Я сказал об этом капитану.

– Это, пожалуй, упущение со стороны Эрмса, – закончил я.

– Вот уж не знаю, – ответил он.

– Я пойду к нему! – бросил я почти с вызовом.

Это означало: сейчас я пойду и доложу, что ты умываешь руки, чиня тем самым препятствия миссии, которую доверил мне сам главнокомандующий.

– Пойду сию же минуту! – загорелся я.

– Вы можете поступать так, как считаете нужным, – ответил он. Затем добавил с некоторой нерешительностью: – Вот только в курсе ли вы относительно действующей здесь практики?

– Не из-за этой ли практики я ухожу с пустыми руками? – холодно спросил я.

Прандтль снял очки, словно маску, и под ними на его как бы внезапно обнажившемся лице обнаружился отпечаток мучительной беспомощности. Я почувствовал, что он хочет мне что-то сказать и не может, или же ему нельзя это делать.

Враждебность, которая нарастала между нами во время разговора, вдруг исчезла.

В охватившем меня замешательстве я с удивлением обнаружил что-то вроде неопределенной, может быть, бессмысленной симпатии к этому человеку.

– Вы выполняете приказы? – спросил он так тихо, что я едва расслышал.

– Приказы? Да.

– Я тоже.

Отворив дверь, он неподвижно стоял возле нее, ожидая, когда я выйду. Когда я проходил мимо, он приоткрыл рот, но слово, которое он хотел произнести, так и не прозвучало. Он лишь дохнул на меня воздухом, овеяв мое лицо, отступил назад и захлопнул дверь прежде, чем я успел понять, что, собственно, произошло. Я остался в коридоре с папкой, крепко зажатой в руке. Что ж, хотя визит в Отдел Шифрования и не принес того, что я от этого ожидал, ибо я ни на шаг не приблизился к желанной миссии, но, по крайней мере, мне теперь было куда идти, а этим никак не следовало пренебрегать. "Девять тысяч сто двадцать девять" – мысленно повторил я, предвкушая, что теперь явлюсь к Эрмсу уже не с претензиями, а просто приду за обеденными талонами, которые он обещал мне достать.