Рукопашник - [3]

– Ну так выручишь?! – прерывая гнетущее молчание, по-собачьи проскулил он и, не удержавшись, лязгнул зубами.

– Кхе, кхе, – многозначительно покашлял Кисейко и наконец заговорил, вальяжно растягивая слова: – Видишь ли, любезный Вася, насколько я понял, ты хочешь получить товар в кредит!.. Кредит подразумевает доверие, но доверия-то у меня к тебе, увы – нет!!! Вчера ты рассказывал, как отец три дня назад заметил у тебя на руках следы от уколов и учинил стра-а-ашенный скандал?! Помнишь?!

Добрынин судорожно кивнул.

– Ну так вот – мани он тебе больше не отстегнет! Ни под каким соусом! – подытожил наркоторговец. – Поэтому ты, мил человек, отныне банкрот! А благотворительностью я не занимаюсь! Уж не обессудь! – Жорик театрально развел костлявыми руками.

– Что ж мне, подыхать теперь?! Да?! – простонал измученный ломкой Василий и вдруг заорал, сорвавшись: – Ну и ладно!!! Подохну!!! Прямо сейчас!!! С пятого этажа вниз сигану!!! Из твоей квартиры!!! Расхлебывайся потом с ментами!!! – Добрынин, пошатываясь, направился к окну.

– Стой, дурак! – властно рявкнул Кисейко, с неожиданной для столь хлипкого субъекта силой хватая Василия за рукав. – Остынь! Не пори горячку!!! Я ж не сказал однозначно: «Не дам дозу». Я сказал: «В кредит не получишь». А это немного разные вещи! За товар расплачиваются необязательно деньгами. Дозу можно отработать… и не одну!

Добрынин замер на месте. В мутных, ошалелых глазах наркомана мелькнула искра надежды.

– Отработать?! Ка-а-ак?!! – сипло выдохнул он.

– Гм, посмотрим. Есть тут кой-какие задумки, – пожевал губами Жорик. – А пока, на! Держи!

Кисейко извлек из кармана крохотный запечатанный целлофановый пакетик с белым порошком.

– Кухня в твоем распоряжении, – великодушно разрешил он. – Шприц в посудном шкафчике. Лечись, болезный!

Взвыв по-волчьи, Василий жадно сцапал героин и, спотыкаясь от поспешности, ринулся готовить инъекцию…

– Сходим-ка на семинар, – когда Добрынин «раскумарился», повеселел и посвежел, предложил наркоторговец.

– К Инквизитору?! – взглянув на часы, удивился Василий. – Но ведь он…

– Пошли, пошли, – по-крысиному оскалился Жорик. – Послушаем его гнилые проповеди! А потом… Потом, возможно, ты получишь первое задание! Пустячное, правда, но все-таки! Форвардс!!!

* * *

Преподавателя новой и новейшей истории, сорокалетнего Павла Андреевича, студенты за глаза называли Инквизитором. На первый взгляд Павел Андреевич абсолютно не соответствовал подобному прозвищу, попахивающему чем-то мрачным, жестоким, средневековым.

Инквизитор был высоким, полноватым мужчиной с безукоризненными манерами, приятным лицом и открытой, добродушной улыбкой. Он никогда не выходил из себя, не грубил, не повышал голоса и даже не «резал» студентов на экзаменах. Получить у него «неуд» могли только закоренелые болваны, да и то лишь с третьей попытки. Первые два раза Павел Андреевич просто возвращал лоботрясу зачетку и вежливо говорил:

– Зайдите, пожалуйста, через неделю. Надеюсь, тогда вы будете знать хоть что-нибудь. Советую полистать конспекты товарищей – тех, кто посещал лекции. Учебник за несколько дней вы, конечно же, не осилите.

И тем не менее добрейшего Павла Андреевича очень многие люто ненавидели. Причина заключалась в идейном содержании его лекций. Рассказывая, к примеру, об истинной подоплеке революций (Великой Французской, Великой Октябрьской и т. д.), он хладнокровно, с железной логикой, со ссылками на источники доказывал: основной движущей революционной силой всегда являлись отбросы обществ[3] – педерасты, лесбиянки и наркоманы, которыми тайно руководили масонские ложи, в свою очередь созданные и финансируемые богатыми сионистами. Вот эти-то самые отбросы, а также духовные последователи масонов-сионистов (коих в институте хватало с избытком) и прилепили преподавателю истории клеймо «инквизитора». Особенно бесило их то обстоятельство, что аргументированно опровергнуть утверждения «оголтелого мракобеса» ну никак не получалось! Так, однажды на семинаре речь зашла о царской охранке. Павел Андреевич отозвался о деятельности тайной полиции Российской империи со сдержанным одобрением (не преминув, однако, указать на ряд существенных недостатков), и тут внезапно прорвало Аркадия Нееловича – дальнего родственника одного из известных «правозащитников» ельцинской эпохи. Аркаша в полном смысле слова потерял над собой контроль и заверещал, брызгая слюнями:

– Неплохо работали?! Да?! Они ж все сволочи, провокаторы, лжецы, антисемиты и вдобавок отъявленные неудачники!!! Сфабриковали дело Бейлиса, обвинили несчастного в ритуальном убийстве, но дело-то развалилось в суде!!! Ненавистник евреев Рачковски[4] в 1905 году состряпал в парижской библиотеке пресловутые «Протоколы сионских мудрецов», а Бернский суд 14 мая 1936 года безоговорочно доказал их подложность!! Примеров тысячи!!! Ну, что скажете?!!

Неелович окинул аудиторию гордым взглядом: «Вот, мол, какой я умный! Запросто посадил Инквизитора в лужу». Но… ответ Павла Андреевича, образно выражаясь, «опустил» родню «правозащитника» ниже плинтуса.

– Во-первых, обвинять Рачковского в антисемитизме по меньшей мере глупо, – невозмутимо сказал преподаватель. – Ведь мать Рачковского была еврейкой, да и ближайшие сотрудники по парижской резидентуре тоже. Во-вторых, в 1905 году он находился в России (боролся с эсерами-террористами) и чисто физически не мог «стряпать фальшивки в парижской библиотеке». В-третьих, рукопись «Протоколов» уже к 1895 году находилась в распоряжении прокурора Московской синодальной конторы Филиппа Петровича Степанова, а по Тульской и Орловской губерниям ходили издания ПСМ, датированные 1895 и 1897 годами. В-четвертых, апелляционный суд в Цюрихе 1 ноября 1937 года признал несостоятельным мнение о подложности «Протоколов сионских мудрецов» и отменил решение Бернского суд