Руки - [3]

— Довольно смелый, — сказала она и опустила глаза. И вдруг, собрав все свое мужество, она задала вопрос, беспокоивший ее:

— Этот мальчик, ваш сын

— Нет, — ответил он, — это сын моего консьержа.

Она не поняла, удовлетворена или разочарована этим признанием.

— Очень мило, что вы его водите в кино, — продолжила она через мгновение.

— Мило и удобно, — сказал он с улыбкой.

— Почему удобно?

— Как вы могли заметить, я маленького роста. Но я люблю комфорт, и не позволю, чтобы какой-нибудь верзила заслонял мне экран. Поэтому я беру с собой ребенка и покупаю ему место впереди себя. Так, по крайней мере, я уверен, что просмотрю фильм до конца в нормальных условиях.

Такой эгоизм поразил ее. Это цинизм или необдуманность?

— Вы хотя бы подумали, что заставляете этого мальчика смотреть фильмы не его возраста? — спросила она. — Никогда не рано начинать обучаться жизни.

— Но жизнь, это совсем не это!

— Конечно, это, — сказал он, моргнув и посмотрев ей прямо в глаза, — Именно это! Только это! И это очень забавно, поверьте мне!

Смущенная, она наклонилась над рукой месье Дюбрей и заработала пилочкой так резво, что металл засвистел, обрабатывая ноготь. Оба надолго замолчали. Затем он спросил:

— Вы любите детей, мадемуазель?

— Да, — пробормотала она.

И почувствовала, что слезы подступили к глазам. Она продолжала пилить с маниакальной аккуратностью. Легкий запах паленого ногтя ударил ей в нос. Пока она пыталась оказать сопротивление очарованию, которое охватило ее, громкий голос месье Дюбрей застал ее врасплох, как в тумане:

— Не хотите ли вы стать моей женой?

Она вздрогнула. Ужас и счастье, вскипая, смешались в ее сердце. Не способная принимать решение среди этого землетрясения, она лепетала:

— Что вы такое говорите, месье? Это невозможно…! Нет…! Нет…!

Нежный, кругленький месье Дюбрей улыбался ей глазами, губами, всей душой.

— Подумайте, — сказал он, — я завтра вернусь.

На сей раз, чаевых он не оставил. Она провела ужасную ночь, взвешивая «за» и «против». После 20 лет надежды, что какой-нибудь клиент жениться на ней, имеет ли она право отказаться от исполнения своей мечты? Да, она не знает о месье Дюбрей ничего. Он немного беспокоит ее своей темной стороной, которую она усматривает в нем. Но, говорила она себе, каждая женщина является реформатором и сможет затупить углы его дурных инстинктов, ведь смогла же она справиться с его ногтями. На следующий день, с холодным решением парашютиста, прыгающего в бездну, она сказала ему «да».

* * *

Он хотел довольствоваться простой гражданской церемонией, но она, получив религиозное воспитание, настаивала на венчании в церкви. Сын консьержа был их шафером. Народу они пригласили немного. С ее стороны были только сотрудники салона, с его стороны — никого.

Во время церемонии свечи потухли, орган сломался, и мальчик из хора страшно икал. Тем не менее, эти незначительные инциденты не помешали новоиспеченным сияющим супругам получать в ризнице поздравления от друзей.

Сразу после торжества они уехали в свадебное путешествие. Месье Дюбрей держал в секрете пункт назначения. Она оказалась в роскошной гостинице в Венеции, не зная, каким образом тут очутилась. Окна в номере выходили на Большой канал. Громадная кровать из позолоченного дерева возвышалась на подиуме. В белоснежных вазах стояли белые цветы. Восхищенная Жинет подумала, а не читает ли она один из любимых романов? Она повернулась к месье Дюбрей растерянная от признательности. С волнением она ждала, что ее возьмут на руки и отнесут на свадебное ложе, покрытое леопардовыми шкурами. Но он оставался неподвижным, а руки устало висели вдоль туловища, лицо было огорченным. И он кончил тем, что попросил у нее разрешения снять туфли.

— Прошу вас, мой друг, — сказала она.

Он разулся, и она увидела, что вместо ступней у него были козлиные копыта. Ужаснувшись, она откатилась назад к стенке, не в состоянии издать ни единого звука.

* * *

На следующее утро она проснулась сияющая и счастливая, в объятиях месье Дюбрей, на котором была алая шелковая пижама. Стать женой дьявола было не так страшно, как она думала. Вокруг нее все белые цветы становились красными. На кресле, вместо ее маленького хлопчатобумажного пеньюара, лежало нижнее белье с золотистыми кружевами. В шкафах с открывающимися дверцами висело 50 новых платьев, одно красивее другого. Служащий отеля подкатил к кровати столик, полный серебряной посуды с фруктами и пирожными. После укуса апельсина они уже были во Флоренции. Затем месье Дюбрей щелкал пальцами, и они оказывались в Пизе, Неаполе, Риме. Живопись, которой Жинет восхищалась в музеях, ночью оказывалась у нее в спальне. На рассвете эти картины возвращались на свои места, где висели раньше. Никто ничего не замечал.

После месячного путешествия они вернулись в Париж и обосновались в особняке на окраине Булонского леса. Жинет больше не вернулась на работу, но от своего призвания не отказалась, ибо ее муж стоил десяти клиентов. Каждый вечер часами она с упорством обрабатывала ему руки, её профессиональное мастерство удваивалось супружеской нежностью. Он каждый день уходил на работу в 9 часов и возвращался в 18–30. По воскресеньям, если у него была деловая встреча, он всегда старался вернуться домой к обеду. Он никогда не жаловался на свою работу, никогда не отказывал жене в деньгах. В атмосфере порядка и безопасности она чувствовала, что в ней рождается крепкая обывательская добродетель. Они жили счастливо, и у них было много детей с твердыми ногтями и раздвоенными копытцами.