Руки - [2]

Однажды, через много месяцев, неожиданно появился тот самый отвечавший за меня солдат, который ухаживал за голубями. И с того дня он стал Руками, определившими мою судьбу. Руки все еще носил военную форму, но теперь мятую, без погон и ремня. Не было и фуражки, не смазанные маслом волосы на голове были грязными и длинными. Руки нежно, но в то же время с какой-то тайной мыслью посмотрел на меня... Неожиданно случившееся точно туманом заволокло меня, и я, непроизвольно сев на плечо Рук, почувствовал тревожную ностальгию. Руки нежно взял меня сзади за крылья. И я вспомнил, что обычно происходило после этого: меня уносили. Руки, как и прежде, посадил меня в коробку и куда-то унес.

Это был балаган. Там меня прятали в цилиндре, а когда выпускали, я мог лететь куда хочу и всегда возвращался в свою голубятню. Но моего возвращения ждал опережавший меня Руки, и я получал угощение — горох. Это была сравнительно неплохая работа. С тех пор она стала моим ежедневным уроком. Я стал средством существования Рук и, не сознавая, естественно, этого, обрел новые привычки.

Это продолжалось, как мне кажется, бесконечно долго. Однажды весенним днем балаган прекратил свое существование. Когда я дремал, греясь в лучах солнца, ко мне подошел незнакомый мужчина. Насторожившись, я приготовился лететь, но он сделал только еще один шаг, остановился, удобно устроил сумку, которая до этого висела у него под мышкой, и, время от времени искоса поглядывая на меня, начал быстро работать карандашом. Особой опасности как будто не было, и я продолжал сидеть не шелохнувшись. Тут пришел Руки. Он и мужчина тихо обменялись приветствиями. Глядя на ловкие движения мужчины, Руки сказал:

— Здорово у вас получается! Какой прекрасный голубь. Он — моя гордость, во время войны заслужил медаль Героя.

Мужчина удивленно перестал рисовать:

— Значит, он был почтовым голубем, да?

— Да, а сейчас участвует в номере фокусника в балагане, но тот прогорел.

— Ха-ха, у него насмешливый вид, — сказал, улыбаясь, мужчина.

— Он служит вам моделью для будущей скульптуры?

Некоторое время они молчали. Мужчина рисовал, Руки наблюдал за его ловкими движениями.

— Сиди тихо, не двигайся, — сказал мужчина.

— Живое существо, никуда не денешься, — сказал Руки.

— Послушай, дружище, это моя профессия, очень прошу тебя, не двигайся.

— Ничего не получится.

— В таком случае... — Мужчина перестал рисовать и вдруг сказал сурово: — Может быть, вы его поймаете?

Руки быстро заморгал, видимо делая какие-то подсчеты, потом кивнул:

— Ладно.

После этого они начали тихо что-то обсуждать. Они долго торговались, хмуря брови, рисуя пальцами кольца и линии, крутя головами. Наконец мужчина хлопнул в ладоши, Руки слегка склонил голову набок и умолк — стало ясно, что они, скорее всего, договорились.

Руки схватил меня. И хотя я никакой работы не сделал, вынул из кармана мешочек гороха и насыпал полную кормушку.

— Давай ешь, — сказал он ужасно ласковым голосом.

— Грустно? — спросил сзади мужчина.

— Что же тут удивительного, — раздраженно ответил Руки.

Как обычно, меня посадили в коробку. Но пошли со мной не в балаган. Я оказался в пропахшей лекарствами комнате огромного темного дома. Меня положили на спину, выщипали на груди перья и разрезали острым скальпелем. Потом вынули из меня внутренности и, будто сняли рубаху, оставили одну шкурку. Внутренности положили в котелок, сварили и съели. Шкурку набили, укрепили проволочным скелетом, и я стал чучелом.

После этого меня снова положили в ящик и отнесли в мастерскую того самого мужчины. Он поставил меня на помост для моделей, расправил крылья, изменил положение головы. Я уже как таковой перестал существовать. Глядя на меня, мужчина мял и резал глину.

Со стороны могло показаться, что случившееся не представляло для меня ничего особенного. Но то огромное заблуждение. Оставлю в стороне то, что меня лишили жизни, — это дело обычное, произошло иное: я превращался в некое совершенное тело, мало того — превращался в идею. Руками мужчины я формировался как идея. Так что, разве казавшееся со стороны не было огромным заблуждением? Будучи всего лишь интегральной ценностью чувств, я трансформировался в интегральную ценность смысла.

Завершение этой трансформации произошло в один летний день, когда из-за недостаточно хорошо проведенной асептики, что было вызвано поспешностью, моя шкурка стала изнутри разрушаться и пожираться червями. Меня бросили в кухонный очаг и сожгли, но зато руками мужчины я был превращен в скульптуру голубя. И неожиданно для себя понял глубокий смысл происшедшего.

Теперь я скульптура Голубя Мира. Я обладаю четко определенным смыслом, представляю собой сам этот смысл, однако не могу быть просто самим собой. Короче говоря, я могу существовать только благодаря действиям поддерживающих меня людей. Все это привело к тому, что я был установлен на перекрестке. Это был перекресток политической динамики.

Вернемся к тому, с чего я начал. Кажется, Руки закончили пилить мою вторую лапку. Но если не рассказать о том, что происходило до этого, появление Рук покажется очень уж неожиданным и случайным. Руки, я не сомневаюсь в этом, ужасно раскаивался, что продал мою жизнь за несколько бумажек. После того, что произошло, он каждый день появлялся на перекрестке и, куря сигарету, неотрывно смотрел на меня. Встречаясь с жалким взглядом Рук, я смог понять очень многое. Руки был окончательно загнан жизнью. Его захватила дикая идея, будто виной валившихся на него изо дня в день несчастий было совершенное против меня преступление. Но, с его точки зрения, это было равносильно смыслу действительности. Для него стало невыносимым хранить в себе эту тайну. С каждым встречным он заводил речь о моей судьбе. Для того, чтобы низвести меня с символа мира до судьбы Рук.