Рука в перчатке - [3]

Сильвия кивнула:

— Попозже. У меня партия в теннис с Мартином, а потом обед. Я приеду с Джэнет. Это из-за денег? Я имею в виду задумку про убийство? Потому что, как я полагаю, их у меня еще осталось предостаточно…

— Нет. Не из-за денег. — Он смущенно глянул на нее. — Благослови тебя Бог, моя дорогая, и спасибо тебе…

— Прекратите! Опять эти слюни! Вам не к лицу.

— Я вовсе не млею. Просто вспомнил, что ты настояла купить две тысячи акций нашего казначейства, именно тогда, когда…

— Ни к чему вспоминать. Да я ничего и не потеряла, разве не так?

— Нет. Слава богу, акции на рынке поползли в гору…

— Так оставим это. — Сильвия улыбнулась ему. — Пи Эл, дорогой, не думайте об убийстве. — Тут она поднялась, и улыбка ее стала еще очаровательней. — Впервые я вижу, как вас довели до бешенства… причина должна быть серьезной. Сомневаюсь, чтобы мы с Джэнет успели приехать до десяти. Вы же знаете, каково обедать у Мартина. А от фазана меня просто тошнит. Когда мы поженимся, придется ему обойтись без фазанов! — Тут она взглянула на свои часики. — Боже правый! Я испортила вам все утро. — Она заторопилась к двери, помахав на прощание рукой. — Скажу Дол, что по всем трем пунктам — полный ажур.

— Сильвия! — рявкнул из кресла Сторс. — Вернись!

Она вскинула недоуменно брови:

— Что?

— Вернись. — Он смотрел на нее пылающим взглядом. — Ты хорошо знаешь, что меня на мякине не проведешь. Ты не скажешь мисс Боннер ничего подобного. Я еще не согласился на это и не соглашусь никогда. Ты знаешь, что было сказано вчера. Твоя связь с этим отвр… ну, скажем так, предприятием должна быть прекращена раз и навсегда!

Сильвия напряглась и нахмурилась.

— Пи Эл, мне не нравится ваш тон, знаете ли. Он был уместен, пока я была ребенком, но теперь, когда я уже выучила таблицу умножения… в конце концов, через шесть месяцев…

— Я знаю. В марте тебе исполнится двадцать один год. — Сторс ударил кулаком по столу. — Черт побери! Сильвия! Мне что, снова повторять? Мой тон не имеет отношения к делу. Я отказываюсь от права влиять на твою жизнь, хотя до твоего совершеннолетия еще полгода. Только взгляни на себя! Все эти три года я понимал, что быть твоим опекуном — это… величайшая глупость с моей стороны! История и литература полны примеров, когда престарелые опекуны влюблялись в…

— Вы совсем не престарелый.

Он смотрел на нее горящими глазами.

— Мне пятьдесят три. Это что, по-твоему, средний возраст? Какая разница, когда пожилой опекун влюбляется в свою подопечную. Я еще в тебя не влюбился, но дойдет и до этого, если моя идиотка жена с дочерью отправятся в Индию, где им и место, и предоставят мне шанс заняться чем-либо еще, кроме продажи этих проклятых химикатов. Я пока еще не влюблен в тебя по уши, но ты знаешь чертовски хорошо, что, кроме тебя, в целом свете мне никто так не дорог. Тебе было пять лет, когда умерли твои родители. Я был довольно-таки хороший опекун. Ты здорова, прекрасна, ни разу не попала под машину, не была похищена с целью выкупа, и ты стоишь более трех миллионов долларов. Что еще более важно, это то, что твои мозги все еще доминируют над прочими органами. Тогда в чем же дело?

— Ну, хорошо, Пи Эл, вряд ли есть для вас необходимость…

— А дело в том, что некий игрок с Уолл-стрит проигрывается в пух и прах и кончает жизнь самоубийством, и потому, что его дочь твоя старая подруга, ты хочешь помочь ей выкарабкаться. Пусть так, это еще терпимо! Но, оказывается, она еще большая ловкачка, чем ее папаша, и уговаривает тебя стать ее партнером…

— Она не уговаривала меня…

— Чтобы на пару учредить детективное агентство. Это само по себе уже плохо. Почти невыносимо. Затем ей втемяшилось, что она нуждается в некоторой рекламе. Еще бы. Ах! В результате весь этот ушат с помоями выплескивается в газету.

— Это не она…

— Да еще с каким треском? Ты же сама видела. Не только ее снимок и подноготная, но и твой снимок. Плюс биография, и в довершение всего прочего, как будто этого мало, мое фото и в качестве сопроводиловки — история моей жизни в качестве опекуна леди-детектива. Тебе, должно быть, небезразлично, что я угрожаю «Газетт» судом за клевету и буду по меньшей мере удовлетворен, если узнаю, что тот, кто дал это в печать, вылетит с работы.

— Не может быть, Пи Эл! Это же Лен Чишолм! Я же объяснила, что ему нужны были…

— Вот пусть и дальше нуждается. Тебе, Сильвия, не нравится мой тон. А мне нисколько не нравится опекать тебя. Я не претендую на благодарность за то, что оказался на высоте. Более того, мне нравилось быть опекуном. На правах старого друга могу поведать, что как-то раз соорудил своими руками детский плавательный бассейн и затем, надев плавки, залез в него вместе с тобой. Говорю тебе это как на духу. Поэтому повторяю: если ты будешь поддерживать какие-либо связи с этим проклятым детективным агентством, то поступишь вопреки моей воле и желанию, несмотря на мое глубочайшее неодобрение и негодование. Могу только добавить, что в любом случае, как бы ты ни поступила, я буду всегда наслаждаться твоим обществом, когда ты уделишь мне время, и буду любить тебя по-прежнему.

Сильвия, нахмурившись, окинула его взглядом.