Рука - [31]

— Я полагаю, вы в курсе дела, хотя бы в общих чертах? Вот наш договор с Сэндерсом, таким он был заключен пять лет тому назад.

В договоре было страниц десять, и я только бегло просмотрел его. С первого взгляда доля Рэя в их деле выражалась примерно в полумиллионе долларов.

— Вот последний краткий обзор. Вы сможете на досуге изучить эти документы и потом опять встретитесь с нами. Когда вы уезжаете в Брентвуд?

— Вероятно, завтра.

— Мы сможем вместе позавтракать?

— Я позвоню вам завтра утром.

— Перед уходом загляните, пожалуйста, в кабинет нашего бедного друга и взгляните, не найдется ли там личных бумаг или предметов, которые надлежит передать вдове…

Кабинет Рэя был почти столь же импозантен, как и тот, из которого я только что вышел. Там работала, сидя за столом, его рыжая красавица секретарша. Она поднялась, чтобы пожать мне руку, хотя у меня создалось такое впечатление, что мой приход был ей неприятен.

Я был с ней знаком, так как заходил иногда за Рэем.

— Не знаете ли, мисс Тайлер, держал ли Рэй здесь личные бумаги?

— Это зависит от того, что называть личным… Взгляните.

Она открывала ящики, предоставив мне перелистывать папки. На письменном столе стояла в серебряной рамке фотография Моны.

— Лучше я унесу ее, не правда ли?

— Я тоже так думаю…

— Я еще зайду завтра. Вы будете очень любезны, если соберете все его мелкие вещи…

— В шкафу висит пальто.

— Большое спасибо.

Я поехал в банк, потом в страховое агентство. Я ликвидировал не только прошлое человека, но и самого человека. Я легально вычеркивал его из жизни, в то время как братья Миллеры вычеркивали его из своего дела.

Было уже шесть часов, когда я вернулся на Сэттон Плейс. Мона сама открыла мне, и мы поцеловались, как если бы это уже вошло в обычай.

— Не слишком устали?

— Нет… Но многое еще предстоит доделать завтра… Я предпочел бы, чтобы вы поехали со мной к братьям Миллерам…

Ни о чем не расспрашивая, она наливала вино в стаканы.

— Где будем?..

Она опять хотела спросить, что я предпочитаю: салон или будуар.

— Вы сами знаете…

Мы принялись за свои стаканы.

— Вы богаты, дорогая Мона. Считая со страховым полисом, у вас около семисот тысяч долларов.

— Так много?

Сумма ее удивила, но чувствовалось, что это не имеет для нее решающего значения.

— Разрешите, я позвоню домой?

Изабель ответила сразу.

— Ты была права. Я не сумею вернуться сегодня в Брентвуд. Я был у Миллеров и должен до завтра изучить врученные ими материалы.

— Ты у Моны?

— Только что к ней вернулся.

— Будешь ночевать в «Алгонкине»?

Это старинный отель, где мы имеем обыкновение останавливаться, когда ночуем в Нью-Йорке. Он расположен в районе театров, и мне было восемь лет, когда я впервые попал туда с моим отцом.

— Еще не знаю.

— Понимаю.

— Дома все в порядке?

— Никаких новостей.

— Доброй ночи, Изабель.

— Доброй ночи, Доналд. Привет Моне.

Обернувшись к Моне, я громко повторил:

— Моя жена шлет вам привет.

— Поблагодарите ее и передайте от меня тоже.

Когда я повесил трубку, она вопросительно посмотрела на меня.

Я понял, что она думает об Алгонкине.

— Из-за Жанет, — пробормотал я.

— Вы думаете, что Жанет уже знает?

Взглядом она указала на диван.

— Почему бы нам не пойти в маленький ресторанчик, где нас никто не знает, и не вернуться на ночь сюда?

Она опять наполнила стаканы.

— Надо приучаться меньше пить. Я ведь очень много пью, Доналд…

Потом, после минутного раздумья, она, как бы пораженная новой мыслью, сказала:

— Вы не боитесь, что Изабель позвонил вам в «Алгонкин»?

Я ответил, улыбаясь:

— Неужели вы думаете, что она еще не догадалась?

Я подумал, не придется ли мне спать в постели Рэя. Но мы спали, прижавшись друг к другу, в постели Моны, оставив другую постель свободной.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 1

Изабель продолжает смотреть на меня. Ничего другого. Вопросов она не задает. Не упрекает меня. Не плачет. Не принимает вида жертвы.

Жизнь продолжается такая же, как и прежде. Мы спим по-прежнему в нашей спальне, пользуемся одной и той же ванной и едим вдвоем в столовой. По вечерам, если я не беру на дом работы, мы вместе смотрим телевизор или читаем.

Девочки приезжают каждые две недели, и я думаю, что они ничего не замечают. Ведь они куда больше заняты своей собственной жизнью, чем нашей.

По существу, мы их уже не интересуем, в особенности Милдред. Ее куда больше волнует двадцатилетний брат одной из ее подруг.

Постоянно — утром, в полдень, вечером — Изабель смотрит на меня своими светло-голубыми глазами. Я уже совершенно не понимаю, что они выражают, и у меня такое впечатление, что я натыкаюсь на них, стукаюсь о них.

Иногда я спрашиваю себя, не заключают ли они предостережение.

«Осторожнее, бедный Доналд… «

Нет, для этого в ее глазах нет достаточного тепла.

«Если ты воображаешь, будто я не понимаю… «

Она, несомненно, хочет мне показать, что трезво смотрит на вещи, ничто от нее не ускользает и никогда не ускользало.

— Ты переживаешь кризис, неизбежный почти для всех мужчин в твоем возрасте…

Если она так думает, она ошибается. Я-то себя знаю. Я не ощущаю горячности стареющего человека. Да ведь я и не влюблен и не охвачен болезненной сексуальностью.

Я сохраняю присутствие духа, присматриваясь к тому, что происходит во мне и вокруг меня. Но лишь я один знаю: ничего нового нет в моих сокровенных мыслях, только теперь я наконец не прячу их от самого себя, решаюсь их открыто признать.