Рука майора Громова - [46]

— Конечно. Большое вам спасибо.

— Вот и хорошо. И отлично. — обрадовался Ковалев. — У меня, как гора с плеч. И пуговицу эту забирайте. Вещественное доказательство. Пригодится.

— Здесь нам делать больше нечего, — сказал Холмин. — Поедем обратно?

— И поскорее, — заторопился Ковалев. — Тем более, что погода меняется, а у меня пиджачишко — сами видите…

Действительно погода быстро менялась, как иногда бывает летом в тех степных местах. С севера подул холодный резкий ветер и небо сразу покрылось тучами. Начал накрапывать дождь.

Два агента поспешно пошли из леса к автомобилю…

* * *

В отдел НКВД Холмин явился торжествующий.

— Чего сияешь, браток, как начищенные поручни трапа? — спросил его Гундосов. — Рад, что на обгорелого мертвеца насмотрелся?

— Очень. И не только атому, — ответил Холмин.

— Чему же еще? По-моему больше нечему. Скорее плакать нужно, — угрюмо прогудел Бадмаев.

— Я нашел Беларского!

— Не может быть!..

Холмин рассказал им о своем неожиданном успехе. Выслушав его, Бадмаев спросил:

— А записка? Опять есть?

— На этот раз не было, — сразу поняв о какой записке идет речь, ответил Холмин.

— Она могла сгореть, — заметил Гундосов.

— Но булавки не было тоже. Я внимательно осмотрел труп.

— Значит, он убит не «рукой»?

— Возможно. Но я в атом не уверен.

— Зачем же, браток, было «руке» убивать Беларского? Ведь он и майор Громов вроде, как дружили.

— Во время следствия могли стать врагами.

— Через почему?

— Беларский мог дать показания против Громова. Вот начальник отдела наверно это знает.

— Давал он такие показания? — спросил Гундосов Бадмаева.

Тот утвердительно кивнул подбородком.

— Да. Беларский на следствии завербовал Громова.

— Вот видите, — сказал Холмин. — Да, кстати, я нашел еще одну вещь, которая лишний раз подтверждает мою криминальную теорию.

— Что нашел, браток? — заинтересованно спросил Гундосов.

— Пуговицу. Вот эту.

— Пустяками занимаетесь. У нас, чуть-ли не каждый день, людей убивают, а вы пуговки собираете, — недовольно бросил начальник отдела.

Гундосов расхохотался.

— Ну и комик ты, Холмин. Не мешай ему, майор. Пускай собирает для коллекции. А только лучше собирать морские ракушки. Перламутровые.

Не обращая внимания на его иронию, Холмин сказал:

— Эта пуговица была возле костра, на котором сожгли лицо Беларского. Она с хлястика шинели энкаведиста.

Улыбка мгновенно сбежала с лица Гундосова.

— Ишь ты, — протянул он. — Получается, что в это грязное дело замешан, какой-то наш брат-чекист. Интересно.

— Попался бы он мне. Я бы с него живого шкуру снял и жилы вытянул, — свирепо загудел Бадмаев.

Гундосов прошелся по кабинету, опустив голову и видимо размышляя о только что услышанном. Перед этим он собирался куда-то уходить и поэтому был в шинели. Холмин машинально взглянул на его спину, на то место, где пришит шинельный хлястик… Там не хватало одной пуговицы. Холмин так был ошеломлен этим, что с хриплым нечленораздельным, криком вскочил со стула.

— Ты чего? — обернулся к нему Гундосов.

— Нет пуговицы… У вас, — громким шепотом ответил Холмин, задрожав от возбуждения и страха.

— Где?

— На хлястике шинели…

Энкаведист стянул шинель с левого плеча, и повернув, стал ее рассматривать, приговаривая.

— Действительно. Нету пуговки. Где я мог ее потерять? И когда? Может, давно уже, ведь никто мне про нее до сих пор не сказал. Не посмели старшему по чину указать на непорядок в одежде. Вот гады полосатые.

— Странное совпадение. Там и… здесь — пробормотал Холмин.

Гундосов быстро натянул шинель и, шагнув к Холмину схватил его за рубаху на груди…

Бадмаев, пригнувшись, встал со стула и трясущейся рукой вытащил из кобуры наган.

— Меня подозреваешь гад? Меня. Ах, ты сухопутная каракатица! Гнилая медуза! — заорал Гундосов, встряхивая Холмина и вдруг, сразу успокоившись, оттолкнул его и сказал.

— Верно, браток. Ты прав. Всех подозревать должен. На то ты и сыщик… А пуговку пришить надо. Немедленно. Полковнику НКВД полагается быть при всех пуговках.

Он пошел к двери и, на секунду остановившись у порога, через плечо бросил Бадмаеву.

— Спрячь свою пушку, майор. Она пока не требуется…

Оставшись вдвоем, начальник отдела и Холмин полчаса разговаривали о Беларском и пуговицах, строя всевозможные предположения и догадки. Наконец, Бадмаев сказал:

— Вы знаете, как я недолюбливаю этого «матросика с Балтики». Но поверить в то, что он причастен к убийству Беларского и других не могу. Это невозможно. Когда их убивали, Гундосов еще пьянствовал в Москве с Ежовым.

— Все это так, по совпадение более, чем странное, — заметил Холмин.

— Да, странное, — согласился Бадмаев. — Но погодите… Сейчас я подумал… Нужно проверить.

Он вызвал секретаря и приказал. Принесите мою шинель!

— Что вы хотите делать? — спросил Холмин.

— Ничего особенного. Только проверить, — уклончиво ответил, энкаведист…

Секретарь принес шинель. Бадмаев взял ее в руки, перевернул, посмотрел на хлястик и передал Холмину со словами:

— И у меня срезана. Глядите!..

На хлястике шинели начальника отдела НКВД не хватало одной пуговицы.

— Проверить все шинели в раздевалке ответработников! — рявкнул Бадмаев.

— Слушаюсь! — как эхо откликнулся юнец, выскакивая в коридор. Холмин бросился за ним.