Рука бога Му-га-ша - [13]
— А у него бывал кто-нибудь с рыжими усами?
— Да, по правде сказать, не замечал. Конечно, приезжали разные ученые. Только давно уж что-то никто не приезжал.
— Однако кто-то все-таки убил господина Лактьера?
Этьен при этих словах смутился.
Если бы с ним разговаривала госпожа Лазар, она, наверное, сочла бы это за доказательство вины. Но Рекло понимал причину этого смущения. Кому же и бояться обвинений, как не слуге? Он не придал этому никакого значения. Его, по-видимому, гораздо больше интересовала коллекция.
Этьен даже удивлялся, как это можно осматривать всю эту дребедень, да еще так подробно, заглядывая чуть ли не каждую минуту в каталог.
А сколько трудов стоило господину Лактьеру собрать все это! Три раза его чуть было не съели. Хорошенькое удовольствие быть изжареным… Гораздо лучше самому съесть жареную котлету. Чудные эти господа ученые…
То ли дело — отец господина Лактьера. Он занимался торговлей.
Сыщик, слушая, что говорил Этьен, продолжал свой осмотр.
Вдруг глаза его изобразили сильное любопытство.
Он быстро нагнулся и поднял с нижней полки шкафа руку, грубо выточенную из дерева.
Затем он взглянул в каталог.
«Рука бога Му-га-ша» — прочел он:
— Господин Лактьер не очень был щедр на слова, когда писал свой каталог.
— Ученые люди и так все знают, — заметил Этьен, — а простому человеку и знать не надо.
Сыщик продолжал внимательно разглядывать руку.
Она была выточена самым примитивным способом. Пальцы были едва намечены. Они как бы держали дощечку с непонятными знаками.
Шарль Рекло провел пальцем по деревянной руке и затем внимательно оглядел его.
Затем он потрогал лежавшую тут же деревянную фигуру крокодила и опять оглядел свой палец.
— Гм! — пробормотал он, видимо заинтересованный.
— Вам понравилась эта ручища, сударь? — спросил несколько изумленный Этьен.
— Нет, — отвечал сыщик, — но меня удивляет… почему… — он запнулся.
— Почему она такая тяжелая?
— Нет… почему на ней нет пыли… Разве она не была положена одновременно с другими вещами?
— Нет, сударь, наверное одновременно.
— И вы помните, что она тут лежала?
— Помню.
— Гм… А мне кажется, что ее положили сюда недавно. Слой пыли на ней совсем не такой, как на других вещах.
— Я, сударь, хорошо помню эту руку.
— Одно из двух… или ее недавно вытерли…
— Нет, сударь, кроме меня никто не мог бы этого сделать…
— Или одну руку подменили другою!
X
СТРАШНАЯ ШЛЮПКА
Когда негр опустил руку Жаку на плечо, и Жак увидал перед собой сверкающий нож, он был так потрясен и ошеломлен, что даже не сопротивлялся.
— Зачем же вы кормили меня там внизу? — пробормотал он.
— Я не хотел, чтоб запах твоего трупа рвал мне ноздри. Но теперь я могу бросить тебя в великую воду, — просто ответил негр, без всякой злобы в голосе.
Он между тем осматривал грудь Жака, словно намечал место для удара.
— Я тогда на пристани не дал бросить в вас камнем, — пробормотал Жак, замирая от ужаса.
Негр посмотрел на него внимательно.
— Да, это ты, — задумчиво проговорил он и опустил нож.
— А почему ты не дал швырнуть в меня камнем?
— Потому что это свинство… кидать камнями в людей.
Увидав, что страшный нож перестал сверкать у него перед глазами, Жак посмелел и решил даже произнести маленькую речь.
— Я знаю, что есть хулиганы-мальчишки, которые готовы швыряться камнем направо и налево… А пуще всего я не люблю, когда дразнят негров. Чорт знает, что такое!.. Я уважаю негров… Богатые люди приезжают к нам из Парижа, чтобы загореть… А негры и так черны… как… как…
Жак хотел сказать, «как сапог», но решил, что это будет невежливо. Он сказал:
— Как сажа… Всех этих мальчишек я бы засадил в тюрьму и пригласил бы негров драть их по воскресеньям… Вот…
Выпалив это, Жак окончательно успокоился, ибо увидал, что негр засунул нож опять себе за пояс.
— А воды у нас нет, — проговорил чернокожий, словно он и не собирался никогда резать Жака.
«С ним держи ухо востро», — подумал тот.
Они обшарили весь корабль, но не нашли ни одного бочонка пресной воды. Сухарей было много, но воды ни одной капли.
Теперь уже море не казалось таким прекрасным. Наоборот, вид этого бесконечного морского простора только сильнее возбуждал жажду. Видеть столько воды и знать, что она солона, как огуречный рассол…
Нечего сказать. Это хуже, чем в пустыне.
К тому же этот покинутый пароход производил какое-то гнетущее впечатление. Куда делись все люди? Ведь вначале машина работала, как часы, и шаги матросов раздавались над головою.
Если бы пароход дал течь, тогда было бы понятно, почему все вдруг покинули его, но, по-видимому, все было исправно. В особенности Жака удручало рулевое колесо, беспомощно вертевшееся из стороны в сторону. Океан был пуст. Только чайки с печальными криками носились над судном. Да иногда в синеве волны серела спина акулы.
Жак искал чего-нибудь, могущего утолить жажду. Но даже «мертвых плодов» не было на пароходе.
Разгуливая по пароходу, Жак искоса поглядывал на негра, ибо все еще побаивался его. Неизвестно, что может притти ему в голову.
Но негр имел какой-то безучастный вид. Он тщательно уложил среди канатов свой узелок, словно тот был полон алмазов. Он иногда тоже поглядывал на море, но ничего не говорил.
