Рука адмирала - [9]

— Фу… Моряк угрожающе приподнялся на локте.

— Ну не буду, не буду больше, адмирал. Ей Богу…

— Ладно. Смотри у меня!.. Итак, как я вижу, против моего перваго вывода, что тут шуткой не пахнет — возражений нет? Нет? Ну, и ладно. Теперь второе: провокация. На это, по правде сказать, больше похоже. Возьмем прежде всего — откуда какой то комсомолке знать, что ВАП — бывший офицер?

— Ну это ты, Коля, зря придираешься. Да любой старый солдат на улице переодетого офицера по выправке, по манерам узнает… Мой отец, например, только военный врач был — так и то в нем всю жизнь военного узнавали… А тут — боевой полковник… Да многие и вообще об этом знали… Нет, в этом большой загадочности нет. И в этом провокации искать, по моему, нечего, и для такого диагноза данных нет… Лучше прямо будем считать, что это письмо — правдиво и от этого танцовать…

— Потанцовать бы не плохо, мечтательно отозвался студент, но моряк сразу же прижал его «уклон».

— Стоп! Заткнись, засохни, Дон-Жуан футбольный! Тут о серьезном говорят… Ну, ладно — я согласен с такой отправной точкой: письмо — правда. Тогда прежде всего ясно, что слова, сказанные перед смертью — никак не шутка и не ерунда. И на бред раненого непохоже. Очевидно, что матрос не хотел в чем то сознаться перед ВЧК. Значит, что то есть! И что то важное. Это важное перешло к нам от матроса через пьяницу «дядю», неизвестную комсомолку и потом ВАП'а. Так сказать — по наследству. И от этого наследства мы морально отказываться не имеем права: приказ, так сказать, «с того света».

— Правильно, Колич! Ну, а как насчет самой фразы «тайна на руке адмирала»?

— Тут я — «пасс». Не хватило времени обмозговать.

— Эх ты! А еще сам в красном адмиральском чине. А я вот обмозговал.

— Ты, Сережка? Ну, выкладывай. «Ум — хорошо, а полтора — и того лучше». Только разве у тебя есть такие органы, которые о чем либо, кроме футбола, да сопротивления материалов думают?

— Ах ты, чорт морской! Спрятался, трус, под золотые косы и еще издевается над бедными холостяками. Вот свинтус!

— Ну, ну, не сердись, футбольное мясо. Это ведь я — «любя».

— Ну, то — то же!

Студент приподнялся и охватил колени руками. Его всегда веселое лицо сделалось непривычно серьезным.

— Ты, Колька — у нас известный крепкодум. Только ты из своих 12 — дюймовых пушек просто по воробьям палил, в открытую дверь ломился. Ясно, что мы за это дело взяться обязаны. Уж хотя бы для того, чтобы ГПУ нос утереть. Мы, мол, сами с усами! Но совсем не в этом кино — драма нашей жизни. Нужно расшифровать наш ребус, интегралы в нем определить… Прежде всего слова — «рука адмирала».

Первая собака с парой кошек зарыты именно здесь. Ведь даже и пионерам известно, что адмирал — это «подлое кровожадное исчадие морского ада пррррроклятого царского прижима»… Я, конечно, про старых адмиралов говорю, не про новых, красных — вот вроде тебя… Хотя они тоже пыжатся себя настоящими адмиралами считать. Говорят, что между собой они друг друга иначе, как «Ваше Высокопревосходительство» и не величают… Но это так — мимоходя… Большинство настоящих старых адмиралов, конечно, расстреляно; остатки ушли с Белой Армией или тихо померли где нибудь по ссылкам и Соловкам. Я думаю, что теперь ни одного адмирала в СССР в живых нет. Если нет живых, то придется, очевидно, иметь дело с мертвыми…

— Так ты что ж: предложишь — по адмиральским могилам лазить, гробы вытаскивать и руки осматривать?

— Нет, товарищ красный адмирал. Не кырпычысь. Мы — не гробокопатели, а честные советские молодые контр-революционщики. Но не в этом дело. Кроме живых и мертвых адмиралов есть ведь еще и другие…

— Какие же это? негромко спросила Ирма, с интересом и усмешкой слушавшая высказывания футболиста. Полумертвые?

— А, собственно, ты почти угадала, Ирма. Знаешь, есть в математике этакая аксиома: если равны половины, то равны и целые. И ловушка соответственная есть. Полумертвый ведь равен полуживому, верно? Но, если равны половины, то… Словом — мертвый равен живому! Тут тоже без бутылки сразу разгадки не найдешь… В нашем темном деле, если поискать, то тоже найдутся, адмиралы хотя и мертвые, но не совсем. Словно бы вечно живые.

Моряк резко приподнялся. Глаза его широко раскрылись.

— Клянусь бом-брам-стеньгой, как говаривали пираты… Памятники!

— Ну, ясно. Сказано же ведь матросом — «на руке адмирала»… Что ж — что то вытатуировано было на живой руке? Или всунуто упокойнику? Вернее всего, что тайна связана с рукой какого то адмиральского памятника…

— Браво, Серж! А ты совсем не такой обалдуй, как иногда выглядишь. Молодчага!

— Рад стараться, Ваше Высокое Превосходительство. Служу за робу[13], товарищ красный адмирал… Ну, а ты что скажешь, Ирмка? Ведь не плохо обмозговано? А? Теперь только пустяк остался: про памятники узнать.

В голосе студента проскользнуло выражение самодовольства. Девушка подняла свое смеющееся лицо.

— Эх вы, мужчины! А еще говорят — «у бабы волос долог, да ум короток»… Полчаса самовлюбленно упражняли свою мужскую логику… Эх, вы… А я вот вас сейчас пристыжу…

Она легким движением потянулась за своей сумкой и достала оттуда какую то бумажку. Приятели переглянулись. Массивные плечи моряка передернулись в недоумении.