Рука адмирала - [42]
— Насчет любви — не знаю, может быть, Соломон и был прав. Ему и книги в руки! Не зря же у него было 300 жен и сколько то там… как это? Подруг, что ли?.. Но вот насчет мудрости — у меня ее, слава Богу, нет ни на копейку. Ну его к чорту — мозгами жить! Если задуматься — так и жизнь разлюбишь!.. А насчет бабьего вопроса, ты, значит, думаешь, что:
— Ну, конечно, же, мягко усмехнулась Ирма, осторожно прислоняясь своей золотистой головкой к массивному плечу своего моряка. Она заботливо поправила косынку на забинтованной руке и смеющимися глазами посмотрела на смущенного студента. И почему тебе, Сережа, стыдится своего чувства? Тебе давно уже пора по настоящему влюбиться. Я хотела тебе свою одесскую подругу Мисю сосватать, да только она такой сорванец, что вы вдвоем Москву перевернете. А если твоя севастопольская дивчина славная и тебе понравилась — так почему тебе скрывать это?
Но футболист не сдавался.
— «Понравилась»? Да мне, собственно, многие нравятся… Только тут что то иное: она, Тамара, то-есть, знаешь, на тебя малость похожа: тоже «принцесса-недотрога». Я перед ней как то робею. Я ведь ей здорово мячем въехал, и хромала она сильно. Что ж — я не виноват, я ведь в гол стрелял. Сорвалось. А почему то все таки совестно было. С другой девочкой — по этому случайно случившемуся случаю такой флирт бы закрутили, что небесам жарко стало бы. А с Тамарой этой — ну, ни в какую… Даже на Малаховом кургане, — когда она опять сильно захромала — я, понимаешь, даже под руку ее взять не решился, хотя лапы к ней так сами и тянулись… Она тоже с косами, только темными. Глаза — ну, как бы тебе сказать — ну… как у обиженного ангела… Лицо — такое хорошее женское лицо, славное и мягкое. Сперва я так и думал — этакая милая мягенькая шляпка… Симпатяга! А потом…
— Ну, теперь и спой, Офсайд Иваныч:
— Да и, кроме того, послушай, Сережа, серьезно добавила Ирма. Ты не забудь, что перед нами тяжелая задача — отыскать нашу тайну. Ведь взялись! Отступать не будем! А когда есть дружная хорошая компания, любящие, доверяющие друг другу люди — все лучше выходит. Знаешь: разделенное горе — пол-горя. Разделенная радость — радость вдвойне. Не бойся открыть свое сердце теплу… Я же вижу — Тамара тебе сильно понравилась. И слава Богу… Что ж в этом плохого?
Сконфуженный футболист махнул рукой.
— Ну, и психолог же ты, Ирмочка! Прямо в самую душу залезешь и крыть нечем… Ведь, сказать по правде — я о Тамарочке моей частенько вспоминаю. Я уже тебе рассказывал — с виду она так себе симпатяга — мягкая, уютная, без всяких намеков на флирт. Простая; чудесный, видно, товарищ и друг. А потом — на Малаховом как стала она про Оборону Севастополя рассказывать — так словно в ней что то загорелось, и она выросла. До сих пор, знаешь, сердце у меня только на футболе, да в танцах билось посильнее… А там — она за что то русское задела. Я, помню, про папиросу свою забыл, сердце билось, как… ну, как 11-метровый удар бьешь на последней минуте матча[40], а то еще сильнее… Ей Богу, до ее рассказа я никогда и не думал, что я такой русский… Даже сам удивился! Вот и сейчас, продолжал студент, показав широким жестом на освещенные закатом Кремлевские башни. Я вот и на наш Кремль гляжу иными глазами. И только теперь стал понимать Пушкина, когда он писал:
И все это моя Тамарочка со мной сделала. Прямо наизнанку меня вывернула!..
Ну, а потом в ГПУ — там прямо уже умора была: так она над чекистами издевалась. И все этак вежливо, но яду-у-у-у было… И спокойно, словно это для нее обычная вещь — в Чека сидеть и с чекистами ругаться… И брат у нее тоже — гвоздь-парень. Против меня как раз за Севастополь играл. Пришлось раза три его с копыт снять, чтобы он дорогу давал. Упрямый… Ты, знаешь, Ирма, я думаю, что эти двое найдут наших беспризорников.
— Дай то Бог… И ведь надо же было случиться, что тайна, пробывшая 20 лет на руке адмирала, попала теперь в грязную лапку беспризорника. Вот судьба… А знаешь что, Сережа — моя, как назвал ВАП, женская интуиция тоже подсказывает, что тот паренек — Митька, кажется — не выдаст…
— Клянусь футболом, не выдаст! уверенно заявил Сережа. Хороший спортсмен не может быть предателем! Не такое у него нутро… Ну, а пока там что, ребята, давайте ваши лапы, я должен уже бежать. Если ГПУ опять прицепиться, о чем вы, мол, тут толковали — условимся — о моих, футбольных подвигах в Севастополе. Гут? А у меня — диамат, матери его чорт… И такая строгая проверка в Институте, что некуда податься. А и та верно — не будь нажима — кто бы пошел Карлу Марлу изучать?..
Неунывающий студент пожал руки друзьям и направился к трамваю. Ирма и Николай с улыбкой следили за его высокой фигурой, одетой по комсомольски — в защитную рубашку с распахнутым воротником, военные штаны и высокие сапоги. Издалека до них донеслись звуки песенки, которую по своему обыкновению затянул веселый футболист, сам мгновенно создав музыку к стиху Есенина:
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.