Рук Твоих жар (1941–1956) - [45]

Я не могу согласиться с вами, когда вы считаете, что в работе, посвященной истории церкви, не следует делать экскурсов в историю, политику и литературу.

Церковь существует не только на небе (торжествующая Церковь не нуждается в земных историках), но и на земле. А Русская Церковь существует еще и на Русской Земле. Тысячами нитей они связана с народом и нераздельно слита с его культурой, социальным строем, литературой.

Особенно это относится к церковной смуте 20-х годов, которая выросла из политической ситуации. Игнорировать социальный фон (антирелигиозную пропаганду, настроение народных масс и т. д.) — это значит заранее отказаться от понимания того, что происходило тогда в Церкви.

Подобное возражение, как мне кажется, вытекает из вашего (разрешите это вам сказать) общего неправильного взгляда на раскол 20-х годов. Раскол вам представляется лишь каноническим спором, распрей, поднятой несколькими злокозненными раскольниками. Но это глубоко неверно.

Раскол 20-х годов — это своеобразное отражение Русской революции в Церкви. Более того, обновленческое движение — это Русская революция со всеми ее трагическими противоречиями, опрокинутая в Церковь, и ни понять, ни правильно оценить раскол в отрыве от политической ситуации невозможно. Это, впрочем, прекрасно понимают наши доморощенные „историки“, претендующие на различные „степени“, и если делают вид, что этого не понимают, — то исключительно из тактических соображений, из нежелания затрагивать острые проблемы, „страха ради иудейска“. Вот почему их попытки объяснить раскол производят смехотворное впечатление.

В заключение я ощущаю потребность сказать несколько слов и о своих взглядах на Церковь, и на обновленчество, так как со всех сторон меня спрашивают: какова моя точка зрения?

В нашей работе я и мой соавтор В. М. Шавров стараемся быть совершенно беспристрастными. Насколько это удается — судить не нам.

Я, однако, не скрываю, что имею свой взгляд на раскол, который не совпадает ни со взглядами руководящих иерархов нашего времени, ни со взглядами руководящих деятелей 20-х годов (всех лагерей).

Каков же этот взгляд?

С пяти лет, с тех пор, как я себя помню, я принадлежал к Русской Православной Церкви — принадлежал не формально, а внутренне, всеми своими помыслами и душевными движениями. Это знают все, кто встречались со мной в какой бы то ни было период моей жизни.

Горячо любя свою Церковь, которая вырастила меня духовно которой я обязан самыми лучшими, самыми светлыми переживаниями, я, однако, не могу не видеть многих недостатков, свойственных православному духовенству и мирянам (крайний консерватизм, косность, обрядоверие, приверженность к темным суевериям, порой нравственная испорченность и малодушие).

Все эти недостатки и пороки особенно усилились в пережитый нами тяжелый „сталинский“ период, когда Церковь находилась в ненормальном положении. Поэтому я особенно убежден в необходимости подлинного духовного обновления верующих людей, составляющих Церковь.

Однако обновленчество — 20-х и 30-х годов — это, по выражению Достоевского, „идея, попавшая на улицу“.

„Обновленчество“ — это карикатура на подлинное обновление Церкви, опошление, вульгаризация великой идеи. Из всех деятелей раскола в наиболее чистом виде сохранил идею обновления Церкви Антонин Грановский. Однако, по обстоятельствам времени, и он совершил ряд ошибок — важнейшей из которых является раскол (впрочем, вина здесь во многом лежит на иерархах, не понявших Антонина и толкнувших его на это).

Из всего сказанного выше не следует, что обновленчество не имело и положительных элементов. По милости Божией, течений, которые не имеют в себе никаких положительных черт, вообще не бывает. Положительной являлась, в частности, апологетическая и миссионерская деятельность А. И. Введенского. Положительной являлась демократическая деятельность А. И. Боярского — религиозно-просветительная миссия среди питерских рабочих.

Некоторые из реформ Антонина Грановского — чтение тайных молитв вслух, литургийный порыв молящихся, демократизация духовенства — также заслуживают глубокого уважения.

Нашу работу мы посвятили религиозной молодежи — нашей смене, нашей надежде!

Радует меня современная молодежь, появившаяся уже после 1956 года. Во всех областях жизни она является носителем новой силы и энергии — это хорошая, ищущая, энергичная молодежь, те „русские мальчики“, о которых говорил Ф. М. Достоевский.

И в Церкви растет хорошая молодая поросль. Искренняя религиозность, отсутствие ханжества, пытливость и жажда знания — вот ее основные качества.

Молодежь должна правильно оценить историю прошлых лет, и она сумеет усвоить все то, что было положительного и прогрессивного у деятелей 20-х годов, и с негодованием отвергнет их пороки.

Молодежи мы посвящаем свои надежды на грядущее духовное нравственное обновление Церкви и родной страны.

К молодежи, религиозной молодежи, хочу обратиться я сейчас в заключение этого письма. Дорогие друзья!

Это для вас, а не кого другого, пишу я все свои статьи, и это для вас писал я, совместно с В. М. Шавровым, историю обновленчества.