Руина - [16]
— Если судить лишь по сердцу, — улыбнулась Марианна, — а по разуму есть у славного гетмана лучшие друзья, — указала она красивым жестом на предстоящих.
— Ну, не разумница ли? Не лыцарь ли настоящий, во всем, по всему? — воскликнул Дорошенко в восторге. — Да будь я вражий сын, если я, хоть и старик, не переломаю за такую панну с десяток булатных клинков!
Всех сразу охватило веселое, шутливое настроение.
— Ты прав, Петре, — подхватил и Богун, — один взгляд этих орлиных глаз покоряет человека целиком и кипятит охладевшую кровь.
— Да за панну не то клинки, а головы можно разбить! — добавила молодежь.
— Вельможное панство! — запротестовала взволнованная Марианна. — Я не привыкла к таким восхвалениям и не люблю подслащенных медом речей… Наши леса приучили меня не до панских лебезинь, а до бурь–непогод и до ласк дикого зверя.
Между тем в дверях скромно стоял еще другой гость, незамеченный пока никем, и слушал эту перестрелку похвал с волнением; лицо его то бледнело, то вспыхивало густым румянцем, то покрывалось перелетными тенями от внутренней сдержанной боли.
— Ну, если ты, панно, привыкла к зверю, — заметил Дорошенко, — то, значит, и этих зверей не лишишь своей ласки. Вот старый медведь, задравший немало на своем веку охотников до нашего добра, Богун — полковник, коли слыхала.
— Кто смеет не знать славного Богуна? Имя его гремит из конца в конец света.
— Если оно повторяется панной, то края света уже лишни, — ответил с юным пылом Богун.
— Вот это подписок и есаул мой — Кочубей, — продолжал гетман, — жалуй его, панно, но обходи оком, а то молодая жонка ему выцарапает глаза, вон та козонька-сарна, — указал он на стоявшую в стороне и вспыхнувшую при этом Саню, черные глаза ее, горевшие в эту минуту, как два уголька, напоминали действительно глаза сарны.
— Рада, рада! — пожала Марианна обоим супругам руки.
— А вот Мазепа, один из друзей, у которого, ты говорила, разуму позычать нужно.
В это время гетман бросил взгляд на дверь и, заметив стоявшего скромно хорунжего Андрея, с изумлением воскликнул:
— Ба, мы и не заметили дорогого гостя!.. Прости, казаче, твоя панна заслепила всем нам глаза! Ну, рад встретить хорунжего из надворных команд славного полковника Гострого в своем курене, — и он обнял подошедшего робко Андрея.
Остальные гости двинулись тоже к хорунжему поздороваться, а Марианна подошла между тем к Мазепе.
— Да, мы старые друзья, — протянула она ему обе руки, причем глаза ее зажглись живой радостью, — и я рада, вельми рада видеть моего друга бодрым и готовым стать на помощь отчизне.
Словно околдованный каким-то могучим очарованием, стоял все время неподвижно Мазепа, следя лишь за движениями Марианны; теперь же услышанные им дружеские слова вывели его из остолбенения.
— Прости, Марианна, — проговорил он в волнении, — увидеть лучшего друга — наилучшая радость. В щирости моих слов ты, конечно, не сомневаешься.
— Верю, верю, — ответила она тихо, — и пан Иван пусть не сомневается в моей щирости.
— Садитесь же, друзья мои, — приветливо пригласил гетман, — а ты, наша милая сарна, — обратился он к Сане, — распорядись, чтобы сюда подали и кубков, и меду, и твоей запеканки.
Когда все уселись и комната осветилась канделябрами, а в блестящих золотых кубках заискрилась темная влага, то гетман, подняв вверх свою увесистую стопу, провозгласил первую здравицу за своего друга и наивернейшего упадника Украйны полковника Гострого. Все с шумом и искренними пожеланиями осушили свои кубки.
— Ну, а как же здоровье его? — спросил гетман Марианну.
— Хвала Богу, — ответила Марианна, — еще на медведя ходит сам–на–сам, и коли призовет час, то за твою милость, батько, снесет еще с полкопы ворожьих голов.
— Продли ему, Боже, век! — отозвался Богун.
— На счастье нам и Украйне, — заключил Дорошенко.
— Мой панотец шлет твоей ясной милости, — заговорила Марианна, — и привет, и всякие пожелания, чтоб исполнились, справдились твои думки, а вместе с тем, он шлет тебе листы и от себя, и от нашего гетмана, Многогрешного.
— От Многогрешного? — оторопел даже гетман, так показалось ему невозможным это сообщение.
— Да, от Многогрешного! Отец мой, по просьбе ясновельможного, был у него два раза и много говорил о тебе, о твоих думках и о судьбе нашей несчастной отчизны. Гетман наш, передавал отец, сочувствует стремлениям твоей милости и сам любит отчизну, но открыто станет на твою, батько, сторону лишь тогда, когда будет уверен вполне в твоих намерениях. Для того и нужно будет отправить к нему посла.
— Господи! Да этого разве мало? — воскликнул взволнованный Дорошенко. — За минуту я ломал себе голову, как бы войти в соглашение с Многогрешным, а тут мой дальний друг исполнил мои желания и достиг того, о чем и мечтать я не смел. Теперь уже посол Мазепа уладит нам все. Да не десница ли Божья послала мне вас, голубята?
— Значит, Бог не отвратил еще от нас лица своего, — произнес Богун, и все облегченно вздохнули.
— Но где же эти листы? — засуетился гетман.
— А вот, передай их, пане Андрию.
Хорунжий почтительно передал гетману большой свиток, запечатанный висящей восковой печатью.
— Я попрошу прощения, — обратился с легким поклоном гетман ко всем, — и оставлю вас в приятной беседе за келыхами, а сам пойду прочесть письма, — и он встал и направился торопливыми шагами в свою рабочую светлицу.
В романе «У пристани» — заключительной части трилогии о Богдане Хмельницком — отображены события освободительной войны украинского народа против польской шляхты и униатов, последовавшие за Желтоводским и Корсунским сражениями. В этом эпическом повествовании ярко воссозданы жизнь казацкого и польского лагерей, битвы под Пилявцами, Збаражем, Берестечком, показана сложная борьба, которую вел Богдан Хмельницкий, стремясь к воссоединению Украины с Россией.
В романе М. Старицкого «Перед бурей», составляющем первую часть трилогии о Богдане Хмельницком, отражены события, которые предшествовали освободительной войне украинского народа за социальное и национальное освобождение (1648-1654). На широком фоне эпохи автор изображает быт тех времен, разгульную жизнь шляхты и бесправное, угнетенное положение крестьян и казачества, показывает военные приготовления запорожцев, их морской поход к берегам султанской Турции.
Главный герой повести — золотарь Семен Мелешкевич — возвращается из-за границы в Киев. Но родной город встретил его неутешительными новостями — на Семена возведена клевета, имущество продано за бесценок, любимую девушку хотят выдать за другого, а его самого считают казненным за разбойничество.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.
В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.
В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.
Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.