Руигат. Схватка - [30]

Тэра с трудом оторвала ошеломленный взгляд от изуродованного лица девушки и перевела его на лекаря. Он… он что, серьезно? Он не понимает разницы между тем, когда девушка по тем или иным обстоятельствам сама дарит свою любовь, и тем, когда ее… О боги!

– Видно ж, что слабая на передок-то, – продолжил между тем лекарь. – Так чего сбесилась-то? Ну, захотели они ее по-всякому – и спереди, и сзади, и того… так потерпи. Не убудет у тебя. Тем более я ж ей сразу мазь пообещал. Ну, от разрывов. А она кобениться начала. Ну а ургумовские такого не любят… – Он замолчал и зло зыркнул на Тивиль. – А зубы-то они ей выбили, когда она одного из них за уд укусила, дура… – Потом бросил взгляд на Тэру, на стоящих за ее спиной девушек и мгновенно засобирался.

– Так это… пошел я. Некогда мне… До вас довел – и все. И это… вот мазь, значить. Ну чтобы жопу мазать и остальное… И это, ей же и своих этих, ну, ранетых, тоже можете мазать.

– Вы-ы-ы… – звенящим от напряжения голосом, начала Тэра, вскакивая на ноги, – вы… вы…

Лекарь огромным скачком отпрыгнул от нее и, развернувшись, шустро порскнул между двумя кучами обломков. За ним рванул было уже начавший вставать, но еще еле-еле способный передвигаться Троекат, которому дикое лечение отчего-то пошло на пользу куда больше, чем другим, но споткнулся и упал. А сразу после этого начала заваливаться и Тивиль. И все бросились им на помощь, позабыв о беглеце…

Тивиль так и не пришла в себя. Нет, гематомы, опухлости и разрывы в конце концов поджили, а обломки зубов и вовсе были не видны, если не открывать рот слишком широко. Так что физически девушка постепенно выздоравливала, но вот психика… Нет, она не рыдала и никого ни в чем не обвиняла. Она просто… перестала жить. То есть она просто лежала на постилке и ни на что не реагировала. Почти совсем. Нет, когда Тэра или кто-то из девушек подходил к ней, чтобы намазать вонючей мазью, которая, похоже, все-таки оказывала некое лечебное воздействие, ее ссадины, ушибы и разрывы, она послушно поворачивалась как велели, давала задрать подол и спускала с плеч майку. Но стоило только отойти, как она ложилась обратно и отворачивалась. Она не ела, если ее не покормить, и, похоже, не спала. Просто лежала, уставив остекленевший взгляд в грубо обтесанную стенку норы.

А через десять дней умер Первей. Его раны после «операции» снова загноились, но к лекарю больше никто идти не рискнул. Девушки самоотверженно пытались ему помочь, собирали попутник, сидели с юношей ночами, укрывали всем, чем только можно, когда его начинал бить озноб, но ничего не помогало. За два дня до смерти Первей впал в забытье, чему вначале все даже порадовались. Потому что посчитали, что ему стало лучше… а так же тому, что теперь наконец-то ночью можно было поспать, не просыпаясь от его стонов. Но как стало понятно позже, это было не облегчение, а агония.

Перед самой смертью юноша пришел в себя и около получаса лежал молча, не стоная, смотря на них каким-то усталым, даже где-то жалким взглядом. И лишь потом они поняли, что он просто прощался… А затем прикрыл глаза, глубоко вздохнул и умер.

На следующее утро они поволокли его тело к дальнему провалу, похоже, когда-то бывшему гигантским водоводом, в который все Руины сбрасывали своих умерших. Что с ними происходило дальше – никто точно не знал, но большинство сходилось на том, что останки оприходовали крысы и магнусты, также не упускавшие возможности полакомиться свежей «убоинкой». Но местных это никак не волновало. Главным для них было, чтобы трупы не оставались в месте, где жили или просто ходили люди. А всякие там ритуалы или хотя бы публичное выражение печали – да муть все. Сдох – отмучился.

Вечером Тэра впервые поменяла заработанное не только на «тошновку», но и на миску вонючей жидкости, которую местные использовали, чтобы развеселиться или… забыться. Это пойло они, давясь, скорее даже не выпили, а вылакали вечером, после работы. Оно было отвратным на вкус, и от него слегка мутило, но иного антидепрессанта в Руинах не существовало…

Как же им на утро было плохо! Возможно, именно поэтому они не сразу отреагировали на то, как Тивиль молча встала и размеренно, будто универсальный шагающий погрузчик, вышла из норы. Некоторое время все сидели, мучаясь тошнотой и головой болью, пока Анакроет, морщась, не бросила в пространство:

– Что-то Тивиль долго не возвращается.

И все находящие в норе сначала молча переглянулись, а затем бросились наружу…

Они увидели девушку, когда та была уже в трех сотнях шагов от развалин одного из небоскребов, у которого, как они знали, сохранился приличный кусок чудом держащейся пожарной лестницы. Догнать же ее удалось только тогда, когда Тивиль уже добралась до конца лестницы и вышла на надломанную, шатающуюся и уже наполовину обрушившуюся плиту, через десяток шагов обрывающуюся прямо в открытый провал, внизу которого возвышались завалы обломков от рухнувших этажей этого же небоскреба.

– Тивиль! – испуганно закричала Эмерна. – Остановись!

Девушка никак не реагировала на крики, топот и шумное дыхание за спиной, продолжая молча брести к самому краю.