Руфь - [136]

— Может быть, оно и так. Вы, разумеется, позволите мне показать бумагу мистеру Бенсону, чтобы… чтобы удостовериться, его ли это подпись?

— Думаю, в этом не должно быть сомнения, сэр, — заметил клерк, спокойно улыбаясь, потому что хорошо помнил подпись мистера Бенсона.

— Не знаю, сэр, не знаю.

Мистер Брэдшоу говорил так, словно каждое слово стоило ему особого усилия воли, как человек, пораженный легким апоплексическим ударом.

— Слышали ли вы, сэр, о такой вещи, как… как подлог? — спросил он, отчетливо выговаривая последнее слово, словно боялся, что оно будет оставлено без должного внимания.

— Что вы, сэр! Уверяю вас, нет никакого повода предполагать подобную вещь. В нашей практике встречались примеры удивительной забывчивости со стороны неделовых людей.

— Но все же мне бы хотелось предъявить документ мистеру Бенсону, чтобы доказать ему его забывчивость. Я очень надеюсь, дело лишь в его беспечной забывчивости. Надеюсь, сэр, — повторил он. — Затем он заговорил очень быстро: — Так и должно было случиться. Позвольте же мне удостовериться. Вы получите документ обратно сегодня вечером или завтра рано утром.

Клерку не очень нравилась идея выпустить из рук документ, но не хотелось и отказывать мистеру Брэдшоу. А что, если неприятная догадка о подделке подтвердится, а бумагу он отдал? Однако вероятность была тысяча против одного, что все это не более чем глупая ошибка, и потому он рисковал гораздо больше, отказывая важному клиенту.

Видя сомнения клерка, мистер Брэдшоу, который уже овладел собой, сказал очень спокойно и даже с улыбкой на лице:

— Вы, я вижу, боитесь. Уверяю вас, можете мне доверять. Если тут имело место мошенничество — нет, если мне представится хоть малейшее подтверждение этой догадки… — он никак не мог выговорить просто и прямо этого слова, от которого кровь застывала в его сердце, — то я не премину содействовать целям правосудия, даже если виновным оказался бы мой родной сын.

Он закончил фразу, как и начал, с улыбкой, но с какой улыбкой! Застывшие губы отказывались сомкнуться и прикрыть зубы. Все это время мистер Брэдшоу мысленно твердил: «Не верю, не верю! Я убежден, тут ошибка старого дурака Бенсона».

Но вот, получив документ, он отпустил клерка и замкнул дверь. Поникнув головой на бюро, он громко застонал.

Две предшествующие ночи мистер Брэдшоу провел в конторе, отыскивая акции. Когда были осмотрены все хранилища бумаг, все ящики, ему пришло в голову: не лежат ли они в собственном бюро Ричарда? И с не разбирающей средств решительностью, думая только о достижении цели, мистер Брэдшоу сперва перепробовал все свои ключи, пытаясь отомкнуть сложный замок, а потом разбил бюро двумя здоровыми ударами кочерги — первого попавшегося ему под руку инструмента. Акций он не нашел. Ричард был осторожен и всегда уничтожал опасные и предательские бумаги, но неугомонный отец и в том, что сохранилось, обнаружил множество улик против Ричарда. Мистер Брэдшоу убедился, что его примерный сын, предмет его гордости, был совсем не тем, кем казался.

Мистер Брэдшоу не пропустил ни одного слова. Его не коробило, когда он читал бумаги сына. Он складывал письмо на письмо и погасил свечу только в тот миг, когда она уже совсем догорела. Мистер Брэдшоу прочел каждую бумагу. Потом, оставив разбитое бюро и письма, лежавшие грудой на столе, он замкнул дверь кабинета своего сына, младшего компаньона в фирме, а ключ унес с собой.

Даже после раскрытия многих обстоятельств жизни Ричарда, поразивших его отца, еще теплилась смутная надежда, что он невиновен в подлоге и что тут наверняка никакого подлога не было, а все дело в ошибке, упущении, непостижимой забывчивости. Надежда эта была последней соломинкой, за которую хватался мистер Брэдшоу.

Мистер Бенсон этим вечером засиделся в своем кабинете. Все в доме улеглись, а он бодрствовал, ожидая, что его позовут к одному тяжелобольному. Поэтому он не испугался стука в парадную дверь, раздавшегося около полуночи. Однако мистера Бенсона поразил характер этого стука: удары были медленные, с расстановками и громкие. Дверь его кабинета находилась в двух шагах от входной. Он отворил и увидел на пороге мистера Брэдшоу: огромную дородную фигуру трудно было не узнать даже во мраке ночи.

— Отлично. Вас-то мне и нужно было видеть, — сказал нежданный гость и направился прямо в кабинет.

Мистер Бенсон прошел за ним и прикрыл дверь. Мистер Брэдшоу стоял у стола, роясь в карманах. Он вытащил документ, развернул его и, помедлив, так что можно было сосчитать до пяти, протянул его мистеру Бенсону.

— Прочтите! — сказал он.

Мистер Брэдшоу не произнес больше ни слова, пока не прошло время, достаточное для внимательного прочтения бумаги. Только тогда он спросил:

— Это ваша подпись?

Фраза содержала в себе утверждение, однако была произнесена вопросительным гоном.

— Нет, не моя, — решительно ответил мистер Бенсон. — Это очень похоже на мой почерк. Я бы сам мог ошибиться, если бы не был уверен в обратном.

— Припомните хорошенько. Документ помечен третьим августа прошлого года. Вы могли забыть об этом — прошел год и два месяца.

В голосе мистера Брэдшоу слышалось что-то вроде мольбы. Впрочем, мистер Бенсон этого не заметил, до того поразило его сходство подписи на документе с его собственной.