Рудольф Абель перед американским судом - [20]

В особом мнении Дугласа есть и такие горькие слова: «Дела известных преступников, как и дела мелких правонарушителей, могут стать прецедентом для негодной судебной практики. Когда ощущение виновности обвиняемого доминирует над следствием, даже судьи иногда ослабляют свою бдительность и позволяют полиции идти напрямик, что не санкционировано конституцией… В известные периоды нашей истории и в известных судебных процессах такая практика вела к подрыву наших норм законности. Вред, причиненный в данном деле, может казаться простительным. Но практика, порожденная таким прецедентом, может иметь далеко идущие последствия, безмерно вредные и пагубные. Ярким примером в этом смысле является решение данного суда».

На членов суда, голосовавших против одобрения приговора, обрушилась буржуазная пресса. Подавляющее большинство газет изображало их чуть ли не участниками какого‑то заговора «красных», готовых из‑за «простой формальности» отпустить на свободу «агента Кремля».

Донован в связи с этим вынужден был сказать: «Трудно понять, как взрослые американцы могут наклеить на Четвертую поправку ярлык «простой формальности».

Впрочем, что говорить о печати, когда такой взгляд на законность теперь был освящен решением Верховного суда Соединенных Штатов!

О решении Верховного суда Абель узнал в тот же день, 28 марта 1960 г., из радиопередачи. Он сразу написал своему адвокату о том, что с нетерпением ждет его мнения по поводу этого решения. Со своей стороны Абель считал, что, «учитывая характер голосования, можно ходатайствовать о пересмотре». В конце письма было несколько утешительных строк в адрес Донована: «Я понимаю, как вы огорчены результатом, но считаю, что имеются обстоятельства, которые смягчают этот удар».

— Непостижимый Рудольф! — воскликнул Донован, получив это письмо. После двух лет и девяти месяцев он только что проиграл свое дело и теперь выражал мне свое сочувствие.

Несколько дней спустя, при личном свидании с Донованом, Рудольф Иванович дал точную оценку решению Верховного суда. «Оно меня не удивило, — говорил он, — я не верил, что дело будет рассматриваться на основе закона. Я рассматриваю его как политическое решение».

20 апреля 1960 г. по настоянию Абеля Донован подал ходатайство в Верховный суд о новом слушании дела. Почти без всякой надежды на успех. Донован писал, что его ходатайство «служит интересам миллионов людей, проживающих в Соединенных Штатах, на которых распространяются законы об иммиграции и натурализации, чьи личные свободы теперь сурово и несправедливо урезаны в результате решения, принятого по делу Абеля».

16 мая Верховный суд отказался удовлетворить это ходатайство. По судебному делу Абеля была поставлена последняя точка.

Так как к Абелю доступа не было, то корреспонденты атаковали его защитника.

«Незачем и говорить, — писал Донован, — что по вопросу о применении правовых норм я был согласен с членами суда, которые оказались в меньшинстве, хотя мне было понятно нежелание суда освободить обвиняемого. Тем не менее, я отказался пойти на открытую критику решения Верховного суда, повторив, что Абель «был подвергнут должной законной процедуре».

Так окончилась «должная законная процедура», обернувшаяся на деле судебным произволом. Можно подвести краткие итоги.

Не говоря уже о Четвертой поправке к конституции США (оставим эту «формальность» на совести американского суда), налицо были и другие грубые нарушения закона по существу дела, позволяющие говорить о том, что над Абелем была учинена просто расправа как с политическим противником, едва прикрытая фиговым листком судебного разбирательства.

Остается фактом, что обвинение не смогло представить суду ни одного конкретного доказательства, говорящего о содержании секретных сведений, якобы собранных и переданных Абелем в СССР. Никто не мог сказать, от кого или откуда Абель получал такие сведения, где, когда и кому их передавал. Таким образом, фактически только за «пребывание на территории США в качестве агента иностранной державы без регистрации в государственном департаменте» вместо положенного по закону максимального наказания в пять лет лишения свободы Абель получил тридцать.

От электрического стула его спасло, прежде всего, собственное мужество: отказ давать показания о своей практической деятельности, Огромное значение имело и то обстоятельство, что американское «правосудие» все время вынуждено было считаться с тем, что в аналогичном положении в СССР могут оказаться американские граждане.

Процесс окончился. Но не окончились попытки склонить Абеля к предательству. Наоборот, после решения Верховного суда они возобновились с новой силой.

К нему в тюрьму зачастили в «гости» сотрудники ФБР. Они прощупывали, не сделался ли он более сговорчивым после того, как убедился, что дело окончательно проиграно.

Вновь решил попытать счастье и Донован — разведчик.

Проконсультировавшись предварительно в «министерстве юстиции» (читай — ФБР) и, наверняка, в ЦРУ (не зря же он установил контакт по этому делу с Алленом Даллесом) и, по собственным его словам, «основательно подготовившись», Донован явился к Абелю, чтобы обсудить возможности сокращения срока наказания.