Рудольф Абель перед американским судом - [2]

Вопросы сыпались один за другим. Затем Абелю разрешили одеться и один из эфбееровцев, кажется, Бласко, заявил:

— Полковник, мы получили точную информацию о вашей причастности к советской разведке. Мы хотим, чтобы вы сотрудничали с нами. Если вы откажетесь, то будете арестованы, прежде чем выйдете из этой комнаты.

— Мы давно следим за вами и знаем всех ваших агентов, — добавил другой.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — отвечал Абель.

Примерно полчаса сотрудники ФБР уговаривали его согласиться на сотрудничество, На все уговоры и угрозы он отвечал лаконичным и твердым отказом. «Я имел право не разговаривать с ними, да и не желал разговаривать», — писал впоследствии Абель в своих письменных показаниях (аффидевите), представленных им в суд.

Тогда сотрудники ФБР отступили на второй план. В комнате появились новые действующие лица, ожидавшие своей очереди в коридоре. Это были сотрудники службы иммиграции и натурализации: Роберт Э. Шёнен бергер, Леннокс Канцлер и Эдвард Д. Фарли. Абелю был предъявлен ордер на арест как иностранцу, нелегально въехавшему в США и не зарегистрированному в службе иммиграции. Начался обыск.

Положение для Абеля сложилось критическое. Дело в том, что этой ночью у него состоялся сеанс радиосвязи с Центром. На прикроватном столике стоял коротковолновый приемник «Холмкрафтер». Антенна от него поднималась на стену, пересекала потолок, уходила в ванную и оттуда выходила в окно. Сам по себе приемник еще ни о чем не говорил, но в комнате на этот раз находились условия связи, шифровальные принадлежности и некоторые другие вещи, хранившиеся обычно в специальном потайном месте.

С большим трудом Абелю удалось улучить момент и спустить в унитаз свой шифр и принятую в ту ночь радиограмму, но многие другие вещи, изобличавшие его как разведчика, попали в руки ФБР.

С первых же слов сотрудников ФБР, называвших его «полковником», Абелю стали ясны причины провала. Его предал Рейно Хейханнен, Только он знал о том, что Абель — кадровый советский разведчик и его воинское звание.

Стремясь показать свою «осведомленность», сотрудники ФБР сами выдали свой источник. «Жалкая тварь, — подумал Абель, — спился и стал легкой добычей американской контрразведки».

Абель понимал, что предательство Хейханнена, который теперь, конечно, будет свидетельствовать против него, еще более осложняет положение. Но вместе с тем знание, откуда произошел провал, действовало и успокаивающе. Абель знал, что именно может показать Хейханнен, а это намного лучше, чем теряться в догадках. Неопределенность в таких случаях хуже всего.

«Все ясно! Одна фаза моей работы кончилась, началась другая», — подумал Абель. И с этой минуты все его мысли, вся воля были направлены на то, как лучше справиться с задачами, возникающими перед ним в этой другой, незнакомой ему фазе.

Обыск длился примерно час. Перерыли и перевернули все в номере. Затем надели на Абеля наручники, забрали упакованные чемоданы и через заднюю дверь вывели его из отеля и усадили в ожидавший автомобиль.

Пунктуальный Абель даже в таком печальном положении не забыл расплатиться за гостиницу. Он попросил сделать это за его счет одного из сотрудников ФБР.

— Ах, мистер Коллинз, мистер Коллинз! Кто бы мог подумать, — бормотал портье, глядя, как полдюжины агентов уводят скованного Абеля.

Впоследствии репортеры проинтервьюировали управляющего отеля «Латам». С точки зрения обслуживающего персонала Коллинз был хорошим жильцом — спокойным, скромным и нетребовательным. Фактически никто и не знал, когда он у себя, а когда отсутствует. «В этом, безусловно, проявилась сильная сторона Рудольфа, — пишет Донован, — он всегда был лишь неприметным лицом в толпе — фамилией в регистрационной книге отеля, молчаливой фигурой в массе людей, влачащих жизнь без жалоб, ненавязчивых и безвестных».

Уже в машине, в окружении охранников, Абелю удалось избавиться еще от одной серьезной улики. В зажиме для галстука у него был спрятан кусок тонкой пленки с докладом по важному вопросу. Он стал поправлять галстук в надежде избавиться от волновавшего его зажима, но один из сопровождавших его сотрудников иммиграционной службы выхватил у него зажим и начал внимательно осматривать. Случайно ему удалось открыть тайничок, но пленка при этом незаметно выпала. Ничего не обнаружив, сотрудник вернул «поврежденный» зажим Абелю.

— Вы слишком подозрительны, — заметил повеселевший Абель.

Машина остановилась у дома № 70 по Колумбус- авеню. Там, в Главном управлении иммиграционной службы, Абеля сфотографировали и сняли отпечатки пальцев.

В тот же день сам Абель и принадлежавшие ему вещи исчезли из Нью — Йорка. На специальном самолете в сопровождении сотрудников иммиграционного управления Сили и Джаджа его доставили в Техас, в лагерь иммиграционной службы в г. Мак — Аллене.

Лагерь… Для большинства находившихся там интернированных иммигрантов, нарушивших существующие в США правила въезда и проживания иностранцев, это был действительно лагерь. В ожидании рассмотрения своего дела или высылки из страны они чувствовали себя там относительно свободно. Для Абеля это была тюрьма со строгим режимом. Его посадили в одиночку и допрашивали с утра до вечера («с перерывом на ленч», как уточнил в разговоре с автором Абель). Допрашивали даже в воскресенье. На первом же допросе Абель потребовал, чтобы ему предоставили адвоката, на что он по американским законам имел право, но ему ответили, что он получит адвоката позднее, на «официальной стадии расследования» (?!). Абелю стало ясно, что он находится пока вне закона и в отношении его ведется какое‑то «тайное» расследование, никакими законами США не предусмотренное.