Рудобельская республика - [37]

Шли долго пустынными улицами и переулками. Здесь почти не встречались немцы. Деревянные дома, сады и огороды напоминали местечко или деревню: мычали коровы, на завалинках копошились куры, возле заборов рыли землю свиньи.

Вот и длинный дом без ставен. На стене — заржавевшая жестяная дощечка: «Страховое общество «Россия», а под ней от руки выведен номер — «78». Без стука вошли в комнату, поздоровались. На скамейке сидела старая еврейка и щипала перья.

— Не нужен ли вам клевер? — спросил Соловей.

Не отрываясь от работы, женщина посмотрела на них и позвала:

— Бэрул, кум а гэр![18]

Из дверей вышел молодой парень с рыжеватым чубом. На нем была черная косоворотка с белыми, как на гармошке, пуговицами, на босых ногах — опорки от старых валенок.

— Не нужен ли вам клевер? — спросил у него Соловей.

Парень открыл дверь другой половины и жестом пригласил пройти. Когда двери закрылись, Александр тихо сказал:

— Мы из Рудобелки, хотим поговорить с кем-нибудь из укомовцев.

— Присаживайтесь, товарищи. Скидайте свои свитки вот сюда, на диван. А мы вас давно ждем. Молодцы, рудобельцы! Как там товарищ Соловей?

Драпеза улыбнулся, хотел что-то сказать, но Александр опередил его:

— Ничего себе, жив-здоров. Пока ни легионеры, ни немцы не подстрелили. Беда только — отбиваться нечем. Вот и прислали нас сюда.

Хозяин попросил минутку подождать и выскочил на кухню, а когда вернулся, хлопцы увидели через окно, что женщина, которая только что щипала перья, куда-то пошла с большим решетом в руке.

Через полчаса на стареньком велосипеде подъехал мужчина в тужурке и форменной фуражке почтового чиновника.

— Не бойтесь, — предупредил хозяин квартиры, — это товарищ Раевский.

В комнату вошел молодой смуглый парень. Его красивое лицо с широко поставленными глазами озарила улыбка.

— Рад тебя видеть, Александр Романович, — тряс он руку Соловья. — Слышали про ваши дела и давно хотели встретиться. — Он поздоровался с Драпезой, потом с хозяином и сел в уголок дивана.

Александр сразу узнал председателя укома Платона Ревинского. «Ага, понятно, теперь его называют Раевским, — подумал он. — Пусть будет так. Раевский так Раевский».

— Что у вас нового, товарищи?

— Держимся из последних сил. А надолго ли хватит пороху, не знаем, — ответил Анупрей.

— Пороху и винтовок нам только и не хватает, товарищ Раевский, — уточнил Александр. — И знать надо, что в мире творится, на фронте и в Москве. А то сидим как кроты в норе. Шляхта болтает, что большевикам пришел конец, что вся Россия вот-вот будет под немцем. Газеты, листовки нужны, организация и руководство военной и партийной работой. Затем и пришли.

— И хорошо, что пришли, товарищ Соловей.

Рыжеватый парень громко засмеялся:

— Ну и конспираторы! Мне Соловей заливает про Соловья, а я и развесил уши…

— И правильно делает. Тебя он не знает, ты ж ему визитную карточку не давал, — сказал Раевский. — Привели их сюда, наверное, Розины «раки». Так, хлопцы?

— Раки и клевер, — засмеялся Анупрей.

— А откуда им знать, куда их те раки привели: к своим или в ловушку. Познакомьтесь хоть теперь. Это Борис Найман, а теперь его зовут товарищ Новиков… Засиживаться нам некогда. Борис, спрячь, пожалуйста, мой велосипед в коридор.

Борис на минуту вышел.

— Немецкая оккупация — дело временное, — начал Платон Федорович. — Мы вынуждены были подписать этот кабальный договор в Брест-Литовске, чтобы спасти революцию, чтобы иметь хоть маленькую передышку перед новыми боями с империалистами и контрреволюцией. Так говорил товарищ Ленин на седьмом съезде партии. Штаб Западного фронта переехал в Смоленск. С ним у нас самая тесная связь. В Минске и здесь работают подпольные комитеты. Советское правительство недавно переехало в Москву. Партия наша теперь называется «Российская Коммунистическая партия большевиков», — информировал Раевский. — Задача: мобилизовать всех рабочих и крестьян на борьбу с оккупантами, вооружить каждого добровольца, готового сражаться за советскую власть. Кое-что у нас есть, и мы вам поможем и оружием, и припасами, и литературой. Будут газеты и листовки и на немецком языке. Распространяйте их среди солдат. Им тоже осточертела война, хочется домой, к детям, женам, к спокойной жизни. Многие нам сочувствуют, есть революционно настроенные. На них и надо делать ставку.

— У нас еще немцами и не пахнет, — вставил Анупрей.

— Нет, так будут. С легионерами вы легко расправились. А это армия, и не абы какая. Винтовками ее не остановишь. Потерять лучших людей не за понюх табаку — резону нет. Так я говорю, Александр?

— Так это что же — руки кверху и сдаваться? — горячился Анупрей. — С хлебом-солью их встречать? Подставлять под плетки спины, баб и дочек отдавать на поругание? А холеры им! Бить гадов будем, пока патронов хватит.

— А не хватит, что тогда? Убежишь в лес, а тех, кто останется, пусть вешают и стреляют? — спокойно спросил Раевский.

Вернулся Новиков.

— Где мало силы, надо брать умом и хитростью. Вот и подумай, как и людей уберечь и немцев быстрей выгнать. А шапками забрасывать не спеши, разъяришь врага и сам не рад будешь. У нас здесь пулеметы были и силы больше, чем у вас, и то временно в подполье ушли.