Ручей Поцелуев - [2]

В прозрачном воздухе громко звякнула уздечка.

— Ты все еще любишь малышку?

— Люблю? Кто, я? — Он с трудом сглотнул, но так и не сумел избавиться от тяжелого комка, казалось навеки застрявшего в горле. — Ты что, не слышал? Каменное сердце старого ковбоя любить не способно.

Прикоснувшись к шляпе в знак прощания, Броди развернул лошадь, пришпорил ее, издал громкий клич — и был таков.

Как только ранчо скрылось из виду, Броди отпустил поводья и вскинул голову на затянутое облаками предзакатное небо. Он всегда так отдыхал в конце трудового дня. В седле он чувствовал себя так же удобно, как многие мужчины его возраста чувствуют себя в кресле.

Не долго думая, он свернул в сторону тихого извилистого ручья, пересекавшего участок его новоприобретенной земли. С незапамятных времен он звался Ручьем Поцелуев. Но не только воспоминания о поцелуях под шелест деревьев на берегах ручья встревожили память Броди. Он отчетливо представил себе свою жену и то, как ухаживал за ней, когда ручей принадлежал еще ее родителям.

Его родня со стороны жены, Роббинсы, основали лучшее ранчо в этой части Техаса, но годы давали о себе знать, они решили уйти на покой и с радостью ухватились за возможность продать ранчо зятю — потому что знали, что могут доверить ему свое детище. На мгновение чувство вины больно кольнуло Броди. Он ведь понимал, что родители втайне надеялись на то, что когда-нибудь их дочь, Миранда, вернется, чтобы жить с ним в отчем доме.

Броди никогда не пытался тешить себя мыслью, что Миранда действительно может вернуться. Никогда.

Он неловко кашлянул в кулак.

Броди было наплевать на то, что о нем думают, но он всегда был до жестокости честен с самим собой. И если откровенно, то он представлял жену в этом доме так часто, что и не сосчитать. Всякий раз, когда он открывал входную дверь, сердце у него замирало, дыхание останавливалось и он выискивал взглядом какой-нибудь признак того, что Миранда вернулась.

Броди с трудом продохнул сквозь ставший уже привычным болезненный спазм в груди и, устремив глаза к горизонту, снял шляпу. Легкий порыв ветра тут же взлохматил ему волосы, и Сайкс, убрав со лба пряди, опять нахлобучил шляпу.

В атмосфере явно зрело предупреждение о какой-то опасности, и он не собирался оставаться здесь долго. Броди цокнул языком и уже развернул лошадь в сторону дома, как вдруг его остановил резкий скрежет, леденящий душу отвратительный звук металла по стеклу.

— Какого дьявола…

Договорить он не успел. Раздался тяжелый металлический грохот, несколько глухих ударов — и все смолкло.

Сердце с лихорадочной скоростью колотилось о ребра, словно готовясь выпрыгнуть. Он весь обратился в слух. Глаза обшаривали окрестности, но сгустившиеся сумерки ни единой тенью не выдавали своих тайн.

А потом неожиданно хлесткий порыв ветра подхватил и принес к нему через пустошь слабый звук. Ледяная дрожь прокатилась по спине Броди.

В полном отчаянии он всматривался в окружающий ландшафт, пытаясь определить, откуда доносится плач зовущего на помощь ребенка. Боже, ну дай же мне хоть какой-нибудь знак, беззвучно взмолился он. И в этот миг заметил облачко красной пыли, медленно поднимающееся над дорогой, что вела от его ранчо на юг.

Пришпоренная каблуками его ковбойских сапог, лошадь стремглав понесла Броди к тому месту.

Ему хватило одного взгляда на потрепанный светлый фургон, чтобы узнать в нем автомобиль его ближайших соседей и давнишних друзей, Донны и Тревиса Стоун.

Увидеть своих близких друзей среди искореженных обломков автомобиля — зрелище само по себе ужасное, но Броди, приближаясь к дымящейся груде металла, вспомнил свой недавний разговор с супружеской парой. Как раз сегодня Стоуны должны были привезти троих ребятишек, которых надеялись усыновить, домой, для первого знакомства.

— Господи, не допусти, чтобы малыши пострадали, — шептал по дороге Броди.

Подъехав к месту аварии, он быстро спешился и через секунду уже опустился на колени перед израненной женщиной. Она громко стонала, а рядом, цепляясь за нее, заливалось плачем крошечное существо.

— Донна! Что?..

— О, Броди. Мне очень, очень плохо. Я успела вытащить Кэти, но у меня уже нет сил. — И она тут же с почти нечеловеческим усилием ухватила его за рубашку. — Ты должен успеть до взрыва спасти еще двоих малышей.

Только тогда Броди уловил запах дыма. В желудке у него похолодело от страха.

— Скорей, Броди, — с трудом выдавила Донна. — Все очень плохо.

Увидев немыслимо изуродованную машину, Броди понял, что Донна права. Надежды на то, что там мог хоть кто-то остаться в живых, у него практически не было, и все же он обязан был попытаться. Стиснув зубы, он ринулся вперед, в душе молясь, чтобы его самые худшие опасения не оправдались.

— Тревис? Ты меня слышишь? — крикнул он, подбежав к дверце водителя. Из-под переднего сиденья поднимался черный дым, обжигая глаза Броди и наполняя его легкие тяжелым удушающим смрадом.

Одним рывком он натянул шейный платок на рот и нос, а потом рванул на себя единственную доступную ему дверцу машины. И потянулся к заднему сиденью, почти вслепую, на ощупь, выискивая двоих детей.

Его ладонь наткнулась на пухлую ножку. Крохотные пальчики вцепились в рукав его рубашки. Броди как можно бережнее вынул ребенка из машины.