Рубиновое ожерелье - [4]

— Все-таки я поняла, что Фрэнк не тот мужчина, с которым я хотела бы прожить жизнь.

— Хм-м, — снова хмыкнула служанка. — Я очень удивилась, когда узнала, что вы дали ему от ворот поворот. Девушки на выданье очень скоро понимают, что таких мужчин, как мистер Гудмен, не встретишь каждый день.

Эмелайн не могла объяснить этой доброй женщине, что Фрэнк Гудмен — при всех его достоинствах — был очень скучен. Своей хорошо поставленной речью и неуклюжими ухаживаниями Фрэнк не вызывал у Эмелайн абсолютно никаких чувств. Ни малейшей искорки. А Эмелайн хотелось огня. Она жаждала бури, урагана страсти. Конечно, Эмелайн даже не знала, существует ли на самом деле такая сильная страсть, или подобное можно найти только под глянцевыми обложками любовных романов, которыми она зачитывалась с детства. Совершенно точно девушка не замечала никакой такой страсти среди уважаемых супружеских пар, которые видела здесь, в Уилтшире. Насколько она знала, все эти истории про любовь были просто одна большая выдумка — чтобы заманить толпы людей в библиотеки.

Скорее всего, что ни один мужчина никогда не любил женщину так сильно, чтобы ему даже всей жизни не хватало для удовлетворения страсти, которую он испытывал к своей любимой. И, возможно, ни одна женщина не любила ни одного мужчину так глубоко, что быть без него означало немыслимое, невыносимое страдание. Но именно о такой страстной любви мечтала Эмелайн.

— Я убедилась, что мы с Фрэнком Гудменом не подходим друг другу, — объяснила она. — И, сказать по правде, едва только он узнал меня чуть получше — мои чувства и мечты, я имею в виду, — он сразу обрадовался, что получил отказ.

— Ладно, ладно, мисс Эмелайн. Сейчас уже поздно об этом говорить. Вы малютка, которая хочет все делать по-своему.

— Малютка, — с улыбкой согласилась Эмелайн.

Пегин стала вынимать содержимое шкатулки и аккуратно раскладывать на покрывале простой кровати. Эмелайн подошла, чтобы тоже взглянуть на разные булавки, ножнички, бусинки. Может, что-то взять на память о матери?

— Наверное, у вас есть мужчина, о котором вы мечтаете, — предположила Пегин.

— Нет. Как ты сама сказала, девушка на выданье…

И она замолчала. К чему говорить, если и так все понятно.

— Вы, значит, хотите сказать, что уже не надеетесь выйти замуж?

— Думаю, что так.

Эмелайн припомнила трех или четырех джентльменов, которые обращали на нее особое внимание за последние несколько лет. Хотя она помнила их имена, но их лица, казалось, стерлись и превратились в одно, тоже не очень различимое, похожее на лицо Фрэнка Гудвина. Она вздохнула. Неизвестность, пустота и одиночество. А также дикий любовный голод. Вот что ждало ее впереди. Но лучше оставаться старой девой, чем жить с кем-то и тосковать всю жизнь без любви.

— Но вы подумайте, девочка. Для женщины очень важно выйти замуж, так устроено природой. Эту судьбу дали женщине на небесах.

— Наверное, эта судьба не для меня.

— Да разве вы не хотите, чтобы рядом с вами был собственный мужчина, который мог бы вас защитить?

Эмелайн задумалась над этим вопросом.

— Дело не в том, чтобы защитить. Хотя мне кажется…

Она помолчала, а затем решила раскрыть свою душу перед этой доброй женщиной, которая была много лет для нее и служанкой, и другом.

— Я должна узнать, — сказала Эмелайн, — что это такое — любовь мужчины. Не хочу прожить, не испытав этого.

Пухлые щечки Пегин покраснели от стыда и возмущения.

— Любовь и кольцо на пальце всегда вместе, мисс, не забывайте! Хотя у вас есть отличный шанс. Либо прожить всю жизнь в компаньонках…

Она неожиданно замолчала.

Ее рука что-то нащупала в бархатном кармашке шкатулки.

— Что это? — воскликнула служанка.

Ее темные глаза расширились от удивления, когда она вытащила на свет черную кожаную коробочку, потрескавшуюся от времени.

Крышка со скрипом открылась.

— Матерь Божья! — вздохнула служанка и перекрестилась.

Тоже удивленная, Эмелайн взяла кожаный футляр из ее рук.

— О! — выдохнула Эмелайн почти так же, как перед этим служанка.

На белом атласе, пожелтевшем слегка от времени, лежало чудесное ожерелье. Тончайшей работы ожерелье, украшенное пятнадцатью кроваво-красными рубинами. Один рубин висел посередине, как огромная капля, а по семь рубинов было слева и справа от него. Сзади их скрепляла массивная золотая застежка. Эмелайн прикоснулась пальцем к центральному камню, и тут же отдернула руку, словно обжегшись.

— Откуда взялось это ожерелье? — спросила она. Мысли вихрем неслись в голове. — Оно, должно быть, стоит целое состояние. Отец никогда не мог купить такое ожерелье. Никогда.

Она повернула футляр к свету, чтобы лучше рассмотреть рубины. И тут на вытертый красный ковер бесшумно упал лист бумаги. Наклонившись, Эмелайн подняла эту единственную страницу. Печать была сломана и вся потрескалась от времени. Чернила выцвели, но слова еще читались, написанные аккуратным каллиграфическим почерком.

«Моя дорогая Джейн, я прекрасно знаю, как ты относишься к долгам, и уважаю твои чувства. Однако ты доставишь мне удовольствие, если на минуту забудешь о своих принципах и позволишь одолжить тебе это рубиновое колье. Оно будет чудесно смотреться с твоим синим шелковым платьем. Я хочу, чтобы ты затмила всех светских красавиц, когда вы с мужем приедете в Лондон. В конце концов, тридцать лет бывает в жизни только раз!