Рубиновая комната - [21]

Лакей, сопровождавший ее от квартиры, опустил подножку кареты, затем распахнул дверцу и поклонился.

– Мисс Бредон…

«Что ж, пора войти в пещеру льва…» – подобрав пальто и платье, Виктория пригнулась, чтобы войти в карету и не растрепать уже успевшие надоесть перья. Ее бабушка и кузина Изабель сидели на одной стороне на мягком сиденье, обитом красным бархатом, дедушка – на другой.

– Сэр, бабушка, Изабель…

Вспомнив о манерах, Виктория приветствовала родственников вежливым кивком, а затем присела рядом с дедушкой. Карета тронулась с места, а девушка тем временем принялась незаметно разглядывать его. Прежде она видела отца ее отца, герцога Хьюго Сент-Олдвинского, только на фотографиях в семейном альбоме и газетах. Герцогу было около семидесяти лет, у него были густая седая шевелюра и седые бакенбарды. Лицо его было шире, чем у ее отца, а черты лица более размытые. Судя по всему, он пил больше алкогольных напитков, чем следовало, – и все же он был очень похож на ее отца.

– Виктория… – Крепко сжимая в руке серебряный набалдашник трости, он обратил свое внимание на нее. Голос у него был низким и хрипловатым. Некоторое время он рассматривал ее, а затем произнес: – Полагаю, твой отец назвал тебя не в честь нашей покойной королевы, а в честь твоей двоюродной бабушки Виктории.

– Да, отец и мать назвали меня в честь бабушки.

– Хорошо, что она умерла десять лет тому назад, в противном случае она тоже, чего доброго, полезла бы в это проклятое женское движение.

– Вероятнее всего, она возглавила бы суфражисток вместо миссис Панкхёрст, – услышала Виктория бормотание своей бабушки Гермионы. – Не понимаю, почему в нашей семье в каждом поколении обязательно должна быть черная овца. В других семьях они каким-то образом появляются лишь раз в столетие.

Виктория потупилась, чтобы скрыть улыбку. Ее двоюродная бабушка Виктория оставила отцу деньги, на которые он смог оборудовать квартиру у Грин-парка по новейшему слову техники. В памяти девушки остались лишь размытые, но добрые воспоминания об эксцентричной старой леди.

Но улыбка исчезла с ее губ, когда она вдруг услышала слова кузины:

– Бабушка, на Виктории нет диадемы.

Виктория была настолько занята дедушкой, что только сейчас обратила внимание на Изабель. Ее пальто и платье были белоснежно белы и украшены стразами, пускавшими блики по всей карете. У нее были медового цвета волосы, уложенные в корону, большие синие глаза и розовые, изысканно изогнутые губы – девушка вполне могла сойти за леди, сошедшую с одной из картин Гейнсборо.

– Надеюсь, тебе не пришлось продавать драгоценности своей матери? – нервно заморгала бабушка Гермиона.

– Я никогда не стану продавать ее украшения, – холодно ответила Виктория.

– Хорошо, что ты все же в некоторой степени ценишь семейные традиции, – облегченно вздохнула леди Гленмораг.

Только Виктория хотела сказать, что она любит украшения просто потому, что они принадлежали ее матери и что она, надевая их, чувствует с ней связь, однако Изабель не дала ей такой возможности.

– У тебя очень красивое платье и пальто, Виктория. Признаться, я опасалась, что ты явишься на бал в одном из этих реформаторских платьев, которые похожи на мешки. У какой портнихи ты шила?

– Она была в ателье этого чертова француза Пуаре, – проворчал дедушка. – Платья для вас обеих стоили мне целое состояние.

– Пуаре… – Изабель удивленно распахнула глаза. – Но ведь там можно шить только по протекции… – в следующее мгновение она умолкла и закусила губу.

– Что ж, у меня не возникло никаких проблем, меня с удовольствием приняли в качестве клиентки, – заявила Виктория. Это была не вся правда, однако же крошечный триумф ей не повредит… и она, не удержавшись, добавила: – Платья Пуаре можно прекрасно носить без корсета.

– Виктория! – Бабушка подскочила от ужаса. – В присутствии мужчин леди не говорят о подобных вещах, даже если этот мужчина – твой родственник.

Дедушка пробормотал под нос что-то невнятное. Его сестра поспешно вовлекла Изабель в разговор о выходных у лорда Роджерса в Саффолке. Потребность дедушки в беседе была, судя по всему, удовлетворена, и Виктория была за это очень благодарна.

Карета двигалась очень медленно. Они выехали на Мэлл, где кареты представителей богатых аристократических семей выстроились в длинную очередь к Букингемскому дворцу. Рядом с каретой то и дело появлялись зеваки, пытавшиеся заглянуть внутрь. Виктория в это время представляла, как сфотографировала бы эти лица, которые были видны сквозь стекло то отчетливо, то размыто. «Зеваки на Мэлл перед балом дебютанток – вот это была бы тема для фоторепортажа», – иронично размышляла она.

Прошла целая вечность, прежде чем впереди показались высокие кованые ворота дворца и перед ними проехала еще одна карета. Внезапно женские голоса заглушили цокот подков и стук колес.

– Избирательное право для женщин! Избирательное право для женщин! – скандировали они.

Виктории стало любопытно, и она выглянула из кареты. И действительно, у ворот собралась группа протестующих. Они показывали плакаты проезжавшим мимо каретам и зевакам.

– Ах, эти ужасные женщины не боятся устраивать переполох даже у ворот королевского дворца, – вздохнула бабушка Гермиона. – Что значит нечто столь маловажное, как позволение женщинам участвовать в выборах, по сравнению с балом?