Рубин во мгле - [3]
Она ушла. На лестничной площадке стояли два или три клерка, и они с любопытством проводили ее взглядами.
В комнатке у портье она увидела уже знакомого рассыльного, вынимавшего свою «Негодяйку Пенни» из-за задней стенки почтового ящика.
– Все в порядке, – сказал он. – Я вас не выдам. Я слышал, вы убили старого Хиггса, но я этого никому не скажу.
– Я не убивала! – воскликнула Салли.
– Ну, конечно, убила. Я ж слышал через дверь.
– Вы подслушивали! Но это же очень плохо!
– Да я не хотел. Я что-то сделался усталый и прислонился к дверям, и кое-что случайно услышал, – ухмыльнулся Джим. – Он умер с испугу. Объятый смертным ужасом. Чем бы ни были эти семь блаженств, он их отлично знал. Вы бы поосторожней спрашивали про них.
Она опустилась в кресло портье.
– Тогда я просто не знаю, что мне делать.
– Делать с чем?
Салли взглянула на этого светлоглазого и решительного мальчишку и решила ему довериться.
– Вот с этим. Оно пришло сегодня утром. – Она открыла сумочку и вытащила мятое письмо. – Отправлено из Сингапура. Это последнее место, где был мой отец, перед тем как корабль утонул. Но это не его почерк, и я не знаю чей.
Джим развернул бумагу и прочел:
– Ну дела! – протянул он. – Только знаешь что. Он неправильно написал.
– Ты о моем имени?
– Как тебя зовут?
– Салли.
– Нет. Об этом. – И Джим ткнул в слово ЧАТТУМ.
– А как надо?
– Ч-А-Т-Е-М. Чатем в Кенте.
– А пожалуй.
– И этот Марчбэнкс живет там. Точно, хоть убей. Поэтому он и пишет. Да ладно, – сказал он, заметив быстрый взгляд Салли наверх, – не огорчайся из-за старика Хиггса. Если б ты ему не сказала, кто-то другой уж наверняка. В чем-то он да был виноват. Уж это точно. И старик Шелби тоже. Ты ничего ему не сказала?
Салли покачала головой.
– Только тебе. Но я до сих пор не знаю твоего имени.
– Джим Тейлор. И если захочешь меня найти, я живу в Клеркенвилле, 13. Я тебе помогу.
– Правда?
– Ну да.
– Хорошо, но если… Но если и ты услышишь что-нибудь, напиши мистеру Темплю в «Линкольнз-Инн», для Салли.
Дверь открылась, и вошел портье.
– Вы в порядке, мисс? Такое несчастье… Эй, ты – обратился он к Джиму, – хватит бездельничать. Полицейский хочет послать за доктором, чтобы засвидетельствовать смерть. Давай беги и найди.
Джим подмигнул Салли и исчез. Портье кинулся к почтовому ящику и чертыхнулся.
– Маленький мерзавец! – пробормотал он. – Я должен был это предвидеть. Не угодно ли чашку чаю, мисс? Вряд ли мистер Шелби побеспокоился об этом, не так ли?
– Нет, благодарю. Я должна идти. Моя тетя будет волноваться… Я понадоблюсь полицейскому?
– Полагаю, уже через минуту. Он спустится к вам сюда. Как… э… как же это случилось с мистером Хиггсом, что…
– Мы разговаривали о моем отце, – стала рассказывать Салли, – как вдруг…
– Слабое сердце. С моим братом случилось то же самое на прошлое Рождество. Он пообедал, закурил, а затем грохнулся лицом в блюдо с орехами. Ох, прошу прощения, мисс. Я не должен был вспоминать об этом.
Салли покачала головой. Тем временем спустился полицейский, записал ее имя и адрес и ушел. Она еще недолго побыла у портье, но, помня предостережение Джима, ни словом не обмолвилась о письме. А жаль, потому что он-то как раз мог бы ей что-нибудь рассказать.
Как мы видим, убийство не было целью Салли, несмотря на то что в сумочке у нее лежал пистолет. Действительная причина смерти мистера Хиггса – письмо, пришедшее только этим утром и пересланное адвокатом на Певерил-сквер, Айслингтон, в дом, где жила Салли. Дом этот принадлежал дальней родственнице ее отца, суровой вдове по имени миссис Риз, и девочка, к своему сожалению, жила здесь с самого августа.
Ее отец погиб три месяца назад, когда шхуна «Лавиния» пошла ко дну в Южно-Китайском море. Он отправился туда, чтобы проверить странные несостыковки в отчетах агентов своей компании на Дальнем Востоке – а в этом он мог разобраться только на месте. Перед отплытием он предупредил Салли, что это может быть довольно опасно.
– Я хочу поговорить с нашим человеком в Сингапуре, – сказал мистер Локхарт. – Это голландец по имени ван Иден, очень надежный малый. Если я почему-то не вернусь, только он объяснит тебе почему.
– Разве ты не можешь послать кого-то вместо себя?
– Нет. Это моя фирма, и я должен сам решать свои проблемы.
– Папа, ты обязательно должен вернуться!
– Конечно, вернусь. Но ты будь готова ко всему. Я же знаю, какая ты храбрая. Хвост морковкой, девочка! И думай о маме.
Мама Салли погибла во время восстания сипаев, пятнадцать лет назад, убитая выстрелом в сердце из ружья, в тот самый момент, когда ее пуля сразила повстанца наповал. Салли, единственному ребенку в семье, было тогда несколько месяцев. Ее мать была страстная, необузданная молодая женщина, она ездила верхом как казак, стреляла как мужчина и курила (восхищая и без того восхищенный полк) крошечные черные сигары в костяном мундштуке. Она была левша, поэтому она и держала свой пистолет в левой руке, поэтому она и сжимала Салли правой, потому-то пуля, поразившая ее сердце, миновала ребенка; но она задела ручку и оставила шрам.
Салли совсем не помнила матери, но она ее очень любила. С тех пор ее растил отец – и очень чуднo, по понятиям досужих сплетниц; но в то время отставка капитана Мэтью Локхарта и начатая карьера простого судового экспедитора были сами по себе очень странными поступками. Мистер Локхарт сам учил свою дочь по вечерам, а днем она делала что хотела. В результате ее познания в английской литературе, французском, истории, искусстве и музыке были не очень существенны, но у нее был мощный фундамент в основах военной тактики и бухгалтерии, близкое знакомство с делами фондовой биржи и практические знания об Индии. Кроме того, она отлично ездила верхом (хоть ее пони и не был в восторге от казацких замашек своей хозяйки), и на четырнадцатилетие отец купил ей маленький бельгийский револьвер, который она везде носила, и научил ее стрелять. Теперь она стреляла не хуже своей матери. Она была одинока, но вовсе не несчастна; единственное, что портило ей детство, был один кошмар.
