Рубикон - [46]

И приветствовали они вовсе не вышедших на поле футболистов, а скрюченного то ли жреца, то ли шамана в пышных одеждах, богато украшенных золотыми побрякушками и все теми же перьями. Он стоял на самой вершине пирамиды, широко расставив руки в разные стороны и, задрав голову к небу, что-то орал, явно пытаясь перекричать толпу.

Затем, повинуясь резко взвывшей трубе, шум смолк, а к довольно кивнувшему старикану подвели четырех упирающихся женщин, с которых тут же начали срывать те обноски, в которые они были обряжены. И вот тут я чуть было не уронил свой монокуляр, потому как руки откровенно заходили ходуном от внезапной догадки. Точнее сказать, я вдруг понял, что мысль, которую так долго и старательно гнал от себя, совершенно внезапно оказалась истинной.

Это были… дроу. Темные эльфийки с характерными длинными, острыми ушами, белыми волосами, прекрасными лицами и телами антрацитово-черного цвета. Самые настоящие эльфы, которых…

Первую из стоящих рядом со жрецом женщин потащили к медленно поднявшемуся прямо из пола алтарю. Она сопротивлялась, что-то кричала, но мучители были сильнее, и вот она уже лежала, тяжело дыша, растянутая за руки и ноги на черном камне, а старик, медленно подойдя к ней, поводил руками над телом, а затем достал что-то из-под мантии. Поднял над головой и резко опустил ей на грудь острие обсидианового ножа.

Дальше наблюдать за происходящим я не смог. Из пирамиды к редким облакам и стоящему в зените солнцу ударил поток сансарной энергии такой силы, что почти мгновенно выжег маджи-матрицу монокуляра, превратив ее в почти бесполезную пластиковую трубку с потемневшими линзами.

На поляну я вернулся в смешанных чувствах. Какое-то время посидел у байка, собираясь с мыслями, а затем, подойдя к пленнику, вытащил у него кляп изо рта. Чингачгук-Крокодил хотел было сказать что-то скабрезное и даже расплылся в презрительной улыбке, но раньше, чем он произнес хоть слово, мой кулак впечатался ему в скулу, опрокинув заоравшего от боли мужика на землю.

Кажется, я ему что-то сломал, но мне было все равно. Никакой жалости к этим людям я более проявлять был не намерен. Сминая в кулаке металл нагрудной пластины, в бликах начищенной бронзы видя отблески своих пылающих алым огнем глаз, я поднял его одной рукой за грудки и, не щадя, приложил спиной о ствол дерева, а затем еще, и, слегка придушив, прорычал, глядя прямо в поплывшие, уже слегка ошалелые глаза:

– У меня тут появились кое-какие вопросы, – я еще раз тряхнул рыцаря, попутно приложив его о шершавую кору и, снизив голос почти до шепота, добавил: – И поверь, вы ответите мне на каждый из них…

Глава 8

– Читай, – жестко и зло бросил император, взмахом руки отправив ректору Пятого Магического колледжа бумагу, которая, проскользив по сукну стола, едва не упала на пол, а сам самодержец в ярости саданул кулаком по ни в чем не повинному подлокотнику кресла и прорычал: – Ладно эти малолетние дуры! Но ты-то, Андрей! Ты-то куда смотрел?

– Я… – произнес герцог Сафронов, подхватив документ и, не найдя что ответить, быстро вчитался в текст, а затем совсем уж посмурнев, выдавил из себя: – Виноват, ваше величество…

– Ага… – как-то устало произнес государь Всероссийский, вместо очередного взрыва, которого ожидал Андрей Иванович. – Все мы виноваты… Не уберегли мальчика.

– Да что вы понимаете, молодежь! – внезапно зло рявкнул сидевший на боковом диванчике, яростно взрыхлив пятерней свои редкие седые волосы. – Вы это что же, моего внучка из-за какого-то там Варяжика похоронить уже, что ли, решили! Да я Жорика в его лучшие боевые годы в бараний рог крутил, хоть старый уже был, а Кузька мой – молодой! Он и вовсе его в узел завяжет!

– Если, конечно, парень еще существует… – пробормотал император, а затем виновато посмотрел на пенсионера. – Прости, не хотел.

– Дурак ты необразованный, Славка… – уже беззлобно отмахнулся от него гость. – Хоть и император! Не пошла тебе моя наука. Все с позиции «магов» да «воинов» меряешь, как и Варяжка твой. А Кузя – колдун, нельзя нас ни в своем, ни в каком другом духе растворить! Мы к земле родной да телу своему такими крепкими цепями прикованы, кои даже смерть порой разорвать не способна. Почему, думаешь, я из мажика, пусть даже перспективного, Кузю в колдуна перековал? И не смотри на меня так, Андрейка! Аватаром бы он так и так бы стал…

– Ой ли? – ехидно посмотрел на него император. – Не ты ли сам взял парня, да и выбросил как сломанную безделушку?

– Надо было так! – тут же окрысился пенсионер. – На роду у него то написано было! Вот только не хотел я, чтобы он водяжкой какой-то там повелевал. Не его это! Да и бремя истинное мое передать кому-то пора мне уже приходила. А не просто это…

– Ладно, ладно. Не об этом сейчас вопрос, да и не хочу я в ваши дела лезть! Сами разберетесь! – насупился его величество. – Ты лучше скажи мне, Иван Пахомыч, ты точно уверен, что с зятьком моим все в порядке?

Вместо ответа старик только крякающе рассмеялся, а затем, посерьезнев, ответил:

– Может, напомнить тебе, как учителя моего убивали? Даже в том, что на бумагу записано, не вся правда была! Масоны его не только ядом травили, расстреливали и топили, но и выжечь, и изгнать, и растворить душу пытались, натравив на него вначале Азазель, а затем и Нагдиэль. А он все умирать отказывался…