Рубежи - [18]
— Коля, посмотри, наши девчата.
На скамье сидели Таня с Зиной. Рядом стоял парень в коротком пиджаке, в маленькой, лихо сдвинутой на одно ухо кепке и что-то, жестикулируя, рассказывал. Астахов сжал руку товарища. Они проходили мимо. Девушки приветливо улыбнулись.
— Добрый вечер!
Пробивающийся сквозь листву свет электрической лампочки слабо освещал светлые волосы Тани, лицо оставалось в тени, отчего глаза казались очень большими. Парень, покосившись на летчиков, ушел, бросив форсистое «пока». Николай с Виктором сели рядом с девушками, но разговор никак не завязывался. Все почувствовали себя неловко от затянувшегося молчания. Таня вдруг спросила, обращаясь к Астахову:
— Вы не испытываете желания поиграть в оркестре?
— Благодарю. Я еще и минуты с вами не сижу, а вы меня уже прогоняете.
— О!.. — В этом «о» было и удивление и упрек. — Как нехорошо вы меня поняли. Разве можно так!
Астахов заметил, что она искренне огорчилась.
— Я думаю, наоборот, — вмешалась Зина, — мы вам отчаянно надоели на аэродроме.
— На аэродроме, пожалуй, да, — улыбаясь, отвечал Астахов, — а здесь… совсем другое дело. — Николай смотрел на Таню и не узнавал ее. Она же просто красавица, как он не замечал этого раньше. И голос мягкий, ласкающий. А глаза… все видят и все понимают… У него вдруг стало так легко на душе, будто не было никакого Сенникова, не было этой поганой вечеринки.
— Пойдемте потанцуем, — предложил Виктор Зине.
Астахов подумал, глядя на Виктора: «Осмелел, дьявол».
— Подождите нас. Мы скоро вернемся, — на ходу крикнула Зина.
Николай в душе был благодарен Виктору за то, что он оставил его наедине с Таней, но он так растерялся от нахлынувших неожиданно чувств и мыслей, что не знал, о чем говорить. Ему хотелось просто сидеть рядом, молча и только чувствовать, что она здесь…
Как легко на аэродроме и как чертовски сложно здесь. И Таня почему-то выглядит смущенной. Астахов вспомнил рассказ Виктора, как он знакомился с Зиной раньше, и усмехнулся.
— Мне на самом деле кажется странным, что я могу быть в парке в качестве отдыхающего. Когда-то я играл в оркестре, а гуляли другие.
— Не могу вас, летчика, представить музыкантом. Однажды вас видела на эстраде, но тогда было совсем другое…
— И тогда я был летчиком.
— Откровенно говоря, вас я плохо запомнила. Вашего товарища лучше.
Николай старался говорить равнодушно:
— Вы говорите о Куракине?
— Конечно. Вы с ним учились вместе?
— Да! Мы были хорошими товарищами. У нас было много общего.
— Почему были?
Астахов почувствовал укор совести. Действительно, почему «были»?
— Да мы и сейчас товарищи, но… — он замялся.
Где-то рядом выстрелила ракета. На несколько секунд густые деревья парка приняли фантастический вид.
— Я давно хотела вас спросить, — сказала Таня, — почему вы не поверили мне тогда, сразу, помните?
— Вы что имеете в виду: не поверил вам как будущему летчику или…
— Господи, конечно же это… — поспешно перебила Таня.
— Стоит ли вспоминать? Зато потом я поверил вам больше, чем другим.
— Спасибо. Я это знаю.
Астахов смотрел на непривычно близкое лицо Тани, на ее блестящие глаза, и ему вдруг захотелось сесть ближе, прикоснуться к ней… Дотронуться до ее волос… Он еле сдержал себя и только пристально посмотрел на нее.
Таня опустила глаза и вздохнула. На аллее показалась знакомая фигура. Они узнали ее. Это был Степан. Таня выпрямилась. Куракин сделал несколько шагов по дорожке, постоял секунду, резко повернулся и зашагал обратно.
Неужели она здесь ждала его? Эта мысль остро и болезненно промелькнула в сознании Астахова. «Ну, конечно, так. И у него хватило такта уйти. Эх, Степан! Уйду лучше я».
Астахов мгновенно помрачнел. Таня это заметила. «Неужели он думает?..» Она встала.
— Что-то наши спутники не идут. Проводите меня, пожалуйста, к Зине.
— Вы без нее жить не можете?
Как ни старался он сказать это спокойным тоном, все же в его словах Таня уловила нотки какой-то мальчишеской обиды.
— Пойдемте. На самом деле, некрасиво инструктору скрываться где-то с девушкой, да еще с курсантом… Несолидно.
Как долго потом, лежа в постели, Астахов мучительно размышлял над тем, почему она обиделась, почти оскорбилась… До танцплощадки они не сказали ни слова. Так и расстались…
Когда Таня шла домой, ей было горько, досадно и радостно. Она думала о нем, думала давно, только боялась признаться себе в этом. Сегодня она узнала его ближе… «Какой он вспыльчивый… и хороший. Очень хороший… Но почему он решил, что я должна быть с Куракиным? Причем здесь Куракин? Как глупо получилось. Будет ли еще когда-нибудь такой вечер?»
Накануне Дня авиации Гаврилов вылетел самостоятельно. Контрольный полет Астахов сделал сам. На линии взлета сложил ремни в пустой инструкторской кабине. Гаврилов остался один.
— Два полета по кругу.
Самолет разбежался и плавно оторвался от земли. Астахов закурил, посмотрел на командный пункт, где внимательно следили за полетом курсанта начальники, И, стараясь казаться спокойным, пошел к посадочным знакам. С высоты доносился гул мотора.
Не успел Астахов дойти до посадочного «Т», как шум мотора резко оборвался… Он увидел, что самолет Гаврилова, круто снижаясь, скрылся за бугром в нескольких километрах от аэродрома. В глазах Астахова потемнело, в висках застучало. С минуту он стоял, не двигаясь: «Авария!»
