Рубеж надежности - [7]

Университет ведет своего воспитанника двумя путями. Один — элементарное, старое, как мир, усвоение знаний. Слушай лекции, читай учебники, зубри формулы, даты (иногда и это необходимо), сдавай экзамены. Потому что, будь ты даже безмерно талантлив, без знания фактов, добытых предшественниками, ты ни на шаг не продвинешься вперед. Факты — воздух науки.

Но одного воздуха для полета мало. Нужны еще крылья. Ставь опыты, читай первоисточники, пиши курсовую работу, делай доклад на семинаре, учись спорить, защищать свое мнение, — совсем не случайное слово: «защита» диплома. Без этого, будь ты даже образцом памятливости и прилежания, останешься зубрилой-мучеником до конца своих дней.

Так и шагают студенты к высотам знаний по двум стежкам двумя ногами. А на одной ноге далеко не ускачешь… Приняв эту рабочую гипотезу, я попробую, как принято в науке, подтвердить ее данными наблюдений.

Факт первый: в прошлом году один студент-филолог списал дипломную работу. Просто сдул от точки до точки с работы, писанной лет пять назад. Нечестность — не лучшее качество, особенно для будущего учителя. Но меня интересует другое. У физиков диплом пятилетней давности просто устарел бы, а тут, выходит, и проблематика та же, и материал, и истолкование его, и методология… «Да, конечно, — соглашаются филологи, — но вы не учитываете специфики нашей науки».

Возразить мне нечего, и потому я перехожу ко второму факту. На кафедре литературы происходит распределение дипломных работ. Каждый преподаватель пишет список тем, которые он желает и может вести. Студенты разбирают темы. Выясняется, что к профессору, читающему курс русской литературы XIX века, записались всего два студента, к доценту, занятому творчеством Ромена Роллана, — один, а к специалисту по современной советской литературе — восемь человек…

Пока, до этого момента, все идет, как у физиков: острые проблемы и у них притягивают большее число студентов. Но слушайте, что происходит дальше. Ввиду явной неравномерности «почасовой нагрузки» ученые-филологи перераспределяют студентов. Независимо от их интересов, независимо от занятий самих учителей. Разве так делается наука? У физиков… «Полно вам! — говорят мне, — Опять вы о физиках. У нас другая специфика».

Факт третий. В кабинете истории я нахожу брошюру «О курсовых работах». Отсюда казанские историки должны черпать темы для студенческих исследований. Вот, скажем, работы первого курса: тема № 3 — «Владимир Мономах по „Повести временных лет“»; тема № 29 — «Полтавская битва», тема № 34 — «Жалованные грамоты Екатерины II дворянству и городам» и т. д. Эти нетленные проблемы жуются и пережевываются бесчисленными поколениями студентов. Правильно ли это? Мне возражают: а где взять новые темы? Это ведь история, наука о прошлом. Конечно, они будут изучать Полтаву, и Екатерину, и Мономаха… Специфика!

Чувствуя всю неполноту своего образования, я продолжаю читать брошюру:

«Так как в науке не принято приписывать себе достижения других, все положения работы должны подтверждаться ссылками на источники и литературу».

Заметьте: все положения. Ученым-рекомендателям и в голову не приходит, что студент может сказать нечто оригинальное, свое, ссылками не подтвержденное.

«…Всегда следует помнить, что цитатами не пишут. Весь описательный материал подлежит авторской творческой переработке (не искажающей сути дела) и самостоятельному изложению. Прямое заимствование чужого текста (плагиат) не допускается».

Вот он, оказывается, единственный грех студента, который списал диплом. Он допустил «прямое» заимствование. А надо бы не прямое. Надо это делать элегантно. Не из одной работы списывать, а из нескольких, не просто сдувать, а «творчески».

И последняя рекомендация:

«…В порядке исключения (!) студенты могут избрать тему курсовой работы, не указанную в прилагаемом списке, предварительно согласовав ее с кафедрой».

Все. Теперь я готов к разговору о «специфике».

Можно ли в десятый, в сотый раз поручать студенту-историку исследование о киевском князе, о египетских фараонах, о наидревнейших неандертальцах? Конечно, можно. Так же, как студенту-словеснику полезно в тысячу первый раз исследовать язык Пушкина в «Станционном смотрителе». Но только при одном условии: пусть это действительно будет исследование. Наивное, незрелое, маленькое, совсем микроскопическое, но обязательно свое. Ибо не вырастет ученый из юноши, который не только не открывает нового (это не всем дано), но даже цели такой перед собою не ставит.

Что из этого получается, я могу показать на примере (это уж будет факт четвертый). Недавно Казанский университет проводил Всесоюзный конкурс на лучшую студенческую научную работу по истории. Первую премию присудили одному белорусскому студенту, были отмечены исследования, присланные из других республик и городов. В их числе не было ни одной работы казанских студентов… Ну скажите: при чем тут «специфика»?

Она, видимо, есть, но сказывается в другом. Физикам повезло: им позарез нужны помощники. Вот и складываются у профессора со студентами естественные, древние, мудрые взаимоотношения: он — мастер, они — подмастерья. А гуманитариям Казани помощники не нужны. Понимаете? Не нужны. Ученые у них работают сами по себе, студенты сами по себе. Наука оторвана от обучения. Потому-то оригинальное исследование и может появиться у них лишь «в порядке исключения».