Розы без шипов. Женщины в литературном процессе России начала XIX века - [21]

Итак, принято считать, что деятельность сентименталистов (в первую очередь — создание ориентированной на женщин-читательниц периодики) ознаменовала собой начало процесса феминизации литературы. Внутри этого тезиса позиции издателей обычно не различают, все сводится к тому, что Карамзин считал необходимым вовлечение женщин в культурный процесс, а его последователи продолжили это дело. Однако на самом деле границы культурного пространства, в котором могла проявить себя женщина, очерчивались по-разному. Петр Макаров, Владимир Измайлов и Петр Шаликов продолжали идеи Карамзина и развивали их, но каждый делал это по-разному. Для Макарова журнал, ориентированный на дамскую аудиторию, прежде всего давал возможность распространять новую литературу, вовлечение женщин в литературную работу — уже следующий этап просвещения. Однако в основе позиции Макарова лежит также представление о посреднической роли женщины. Для Измайлова, судя по публиковавшимся в «Патриоте» материалам, участие дам в литературе было неприемлемо. Задача сентименталистской периодики — чувствительное воспитание молодого поколения, которым должны заниматься просвещенные дворянки. Шаликов же активно вовлекал писательниц в работу над «Аглаей».

Е. Н. Пучкова на страницах «Аглаи»

Екатерина Наумовна Пучкова (1792–1867) была регулярной сотрудницей «Аглаи». В конце 1800‐х и начале 1810‐х она жила в Москве и довольно много публиковалась — что отчасти объясняется стесненными обстоятельствами, вынуждавшими искать если не литературного заработка, то покровительства. Она печатала разнообразные переводы с французского, а также свои стихи, очерки и статьи в «Аглае», «Вестнике Европы», «Российском музеуме» и др. В 1812 году вышел авторский сборник «Первые опыты в прозе», вступление к которому отсылало к названию сборника А. П. Буниной «Неопытная муза»: «первые опыты мои в прозе, или лучше сказать, опыты моей неопытности»[160]. С Буниной Пучкову связывал не только общий интерес к поэзии, но и дружба, а также покровительство А. С. Шишкова. Социальные траектории двух поэтесс вообще были схожи: обе не имели состояния и прибегали к покровительству влиятельных (во всяком случае, более влиятельных, чем они сами) литераторов, Шаликова (устраивавшего их публикации) и Шишкова (хлопотавшего о пенсионах). Пучкова адресовала Буниной стихотворение «Любезной путешественнице, А. П. Буниной, при отъезде ея в Англию», когда та уезжала на лечение в Бат, Бунина посвятила Пучковой одно из последних своих стихотворений, «К. Н. П<учковой>», опубликованное уже после смерти поэтессы в № 47–48 «Дамского журнала» за 1830 год: «А для тебя была всегда моя любовь! / Желаньем благ тебе душа моя согрета!»[161]. Как следует из предисловия к «Первым опытам…», для Пучковой Бунина была и литературным учителем.

Свои литературные занятия Пучкова определяла как «удовольствие, сопряженное с пользою»[162]. В. Л. Пушкин в одном из писем так характеризовал поэтессу:

Известная девица Пучкова только что выпустила в свет небольшой сборник разсказцев и размышлений; я его лишь перелистовал. Сей автор женского пола — величайшая почитательница Шишкова, Шахматова, Глинки и компании. Это ей хвала. Ей не полных 20 лет, она носит очки (двукружие), повидимому, чтобы казаться более красивою, так как она очень безобразна. Говорят, что она умна; об этом ничего не знаю[163].

В 1818 году Пучкова писала императрице Елизавете Алексеевне:

…по кончине родителя моего я жила в доме одной нашей родственницы <…> она скончалась, и я увидела себя без имущества, родства и покровительства, совершенно одну в мире сем <…>. Я нахожусь теперь в самой крайней бедности и тем еще ужаснее мое состояние, что я и трудами рук своих не могу снискивать себе пропитание, ибо от природы имею весьма слабое зрение[164].

Видимо, крайняя нужда заставила Пучкову стать агентом Третьего отделения[165].

Как мы отметили выше, Пучкова была не только постоянным автором «Аглаи», но и одной из самых часто публиковавшихся в периодике писательниц на рубеже 1800–1810‐х годов[166]. Позиция Пучковой действительно формировалась под влиянием идей шишковистов. В своих статьях поэтесса выступала за право женщины на образование и участие в интеллектуальной жизни, но просвещение как таковое, с ее точки зрения, состояло в чтении церковных книг и изучении русского языка.

Так, весьма интересен ее ответ А. Ф. Воейкову на его «Речь о влиянии женщин на искусство и искусства на благоденствие общественное» (Вестник Европы. 1810. Ч. 49. № 4; текст «Речи» в журнале предшествовал «Пекинскому ристалищу» А. П. Буниной). Воейков развивал в этой статье уже хорошо знакомую мысль о благотворном влиянии женщин на искусство и общество. Согласно авторскому примечанию, речь была произнесена в доме К. К. А. В., почтенной ученой дамы. Там собиралось избранное общество, в котором

дарования ума раскрывались легко и приятно; рассудок доходил до важнейших истин <…>. Питая в душе любовь к Отечеству, читали образцовыя творения и переводы отечественных наших писателей; разбирали их критически; творцов одного рода сравнивали между собою; переводы сверяли с подлинниками и радовались <…> всякому, самому малому, успеху сограждан