— Спасибо, большое спасибо! Я вам тоже хочу что-то подарить…
— Мне пришло на ум! — Девушка приложила палец ко лбу. Палец был потрескавшийся и серый. Такой случается от долгой прополки. — У одного моего родственника есть такой забавный музыкальный ящик, в котором металлический валик дергает струны на медных пластинках. Я даже не знаю, как называется такая штуковина.
— Что? — Это, наверное, музыкальная шкатулка, какую Алнис видел в Рижском музее мореплавания. Миллион! — Где он живет?
Но девушка не желала выпускать инициативу из своих рук.
— Знаете, я сначала созвонюсь с ним.
— Тогда я вам послезавтра или послепослезавтра позвоню!
— Пентес сорок пять двадцать пять.
Во дворе Алнис вытащил из пионов корзинку с цыплятами, сгреб ее обеими руками, как вазу, и протянул девушке:
— Пожалуйста, это за одеяло!
Как только девушка взяла корзинку, Алнис отдернул свои руки и застенчиво добавил:
— Дареному коню в зубы не смотрят…
Цыплята, почуяв смену хозяина, жалобно запищали.
— Это же не конь, а цыплята! — Девушка сняла с корзины полосатую рубашку. — Даже не цыплята, а петухи!
— Мне на рынке в Бирзгале всучили, говорили, что это, мол, курицы и что в деревне таких ищут. Если это петухи, значит, меня надули… Наверное, догадывались, что я рижанин. Если вы их не оставите себе, они погибнут.
— Что же я скажу домашним?
Алнис пятился задом в сторону аллеи.
— Да что-нибудь придумаете.
Девушка, видя, что такой большой парень удаляется, не сказав даже "до свидания", забыла про тридцать цыплят.
— Когда вы… пожелаете уплатить за звонок и за ключ, так знайте — наш хутор называется Гундегас. А меня звать Инта, Инта Зилите. Иначе вы не сможете позвонить, если не будете знать моего имени. Днем я на практике в садоводстве, я учусь в Булдури декоративному садоводству. — Теперь этот увалень будет знать, что и у нее есть по крайней мере среднее образование. Потом каждый сделал шаг навстречу — и оба пожали друг другу руку. И расстались, глубоко вздохнув, с интернациональным приветствием "Чао-о"..
Шагая огромными шагами по испещренной тенями от липовых ветвей аллее, Алнис чувствовал себя великолепно. Уже в первом заходе напал на следы музыкального ящика. Возможно, получится бизнес даже в сотнях. Познакомился с оригинальной девушкой. А вообще-то он был дураком — зачем ложился на пол? Что могла ему пришить милиция? Что он сделал? Называл себя крысоловом? Граждане, кто из вас видел, спрашивал в свое время Остап Бендер. Свидетелей нет, есть только утверждения частных лиц. Единственное пятно в биографии — никелированные конские погремушки и календарь "Зубоскала". Но из-за этого не поднялась бы рука у милиционера возбудить дело даже за мелкое воровство, хотя были и усугубляющие вину обстоятельства:, длинные волосы, борода, сапоги на шнурках и жилет. Надо было позволить, пусть зовет милицию. От волнения осрамился. Да, трудно быть жуликом.
Решив, что на сегодня сделано достаточно, он вернулся в село, в магазине каменного дома купил две бутылки молока и батон белого хлеба. На берегу реки он приметил копны сена и, утомившись от зноя, свернул туда поесть и подремать до сумерек.
Выбрав большую копну на вешалах, Алнис вполз под нее, в этот сенной сарайчик, втащил рюкзак, снял сапоги и вытянулся: надо было проверить, не высовываются ли наружу голые ступни, от дороги их могли бы увидеть, а огромные размеры его ног смогли бы вызвать тревогу среди местных блюстителей порядка. Нет, копна прикрывала и ступни. Алнис погрузился в ароматный сон.
Разбудили его тамтамы судьбы: в ухо залезло маленькое насекомое, для большого там места не было гулять по барабанной перепонке, но устроило оно невыносимый шум.
Приподняв голову, Алнис ошалело тряс волосы, пока гром в ухе вдруг не прекратился — сенная блоха радостно выпрыгнула из уха к другим сенным блошкам. Высунув голову из своего приюта, Алнис понял, что пора приниматься за дело — июльская ночь намного темнее не станет, к тому же дождь собирался: под копну с подвыванием тянул сырой ветер и облака опустились до макушек деревьев. Рюкзак не стоило таскать с собой, лучше этого ночлег не найти.
Часовенка находилась неподалеку, только черт его знает почему обители покойников оживляются именно ночью: в липах над крышей и за развалившейся каменной оградой мистически шуршало. Казалось, там дрожат замерзающие в сырой каменной часовне пентесские бароны; По тропинке катился темный клубок… Мини-черт, мнни-нечисть? Еж нашел самое подходящее время, чтобы охотиться на навозных жуков…
Прежде всего Алнис ощупал оставшиеся обрывки цепи, выкопанной наподобие сплетенных терновых венцов. Оказалось, что днем с чердака Гундегас он каким-то образом прихватил с собой нечто наподобие лома. С трудом и кряхтеньем ему удалось выломать петлю цепи из каменного столбика. Чтобы цепь не мешалась, он обвязал ее вокруг пояса. Затем вытащил нож. Лезвие ножа было коротким, им нельзя было даже лягушку заколоть, но при ноже имелась еще и отвертка, короткая, толстая, крепкая. И круглоголовые винты подались! Через полчаса у Алниса в руках была увесистая дверная ручка с отлитой головой человека. То ли медное создание улыбалось, то ли показывало язык, в темноте нельзя было определить.
