Розовый дельфин - [18]
– Что именно? – Глаза моей женщины полыхнули любопытством, поджигая мерно тлеющую страсть, после того как нехотя наши губы сквозь карамельный щелчок разошлись.
– Скажу, – протянул я, и в тот момент дельфин пронесся над нами, мастерски штопором вильнул и с брызгами уложился в просторный футляр утреннего моря. – Когда исполнится…
Игры с самым добрым в мире животным продолжились еще десять минут, за это время он лишь раз дался в наши неспокойные руки, позволив недолго повисеть на его шершавом плавнике, после чего юркнул вглубь, оставив нас в объятиях друг друга. Через некоторое время, чуть подержась в стороне, прыгнув еще пару раз, мелькнув чуть дальше, потом чуть ближе, так же неожиданно и из ниоткуда, как появился, дельфин, по всей видимости, отправился в иные воды – славное мельтешение его прекратилось.
Мы недолго подождали дельфиньего возвращения, пока не проявились рядом идущие усталость и холод. В единении с этим фактом мы отвернулись от уже чуть поднявшегося над землей солнца и погребли назад.
Держась за руки, мы вышли на берег, с удовольствием ступая по приветливой земле, щурясь от пережитого волшебства, вплетая пальцы друг в друга и не будучи в силах почувствовать и достичь еще более надежной связи душ и сердец. В такие моменты нет предельной силы объятий, нет пресыщенной ярости поцелуев, именно тогда невозможно почувствовать нужное количество соли для определенного блюда.
– Ты рассказывал о себе, – то ли утверждая, то ли спрашивая, сказала Алиса, отстранившись наконец и выкручивая веревкой тяжесть мокрых волос.
– Когда? – вскинул я влажные брови, глядя в картинную равномерность ее плеч и позвонков, в родственность спинных ямок и развитых икр.
– Когда говорил про друга. – Алиса резво повернулась ко мне, задорно ловя глазами мой заячий в тот момент взгляд.
Я не подтвердил и не опроверг, в общих чертах ее высказывания были справедливы.
Я налил еще вина в размашистые бокалы, в которых собиралось больше стекла, нежели вина, и осторожно вложил один в скользкие пальцы Алисы. Мы мягко и медленно тронули губами хрупкую красную гладь. Алиса не смотрела на меня, хотя тогда мне хотелось этого больше, чем чего бы то ни было. Зато я пил ее профиль, пил запоем и залпом, шевелил ноздрями, ища ее запахи, и сердце больно билось в моей прозрачной груди.
Черный конь перебрался с g8 на f6, нападая на растерянную пешку е 4.
– Странно, – произнес я, ловя подсознанием что-то, что невозможно уловить в принципе. – Я могу поклясться, что у тебя… что у тебя был другой цвет… глаз… полчаса назад. – Это было что-то, что возможно поймать лишь на уровне кончиков пальцев.
– Шутишь? – Алиса заставила мир дрогнуть посредством собственных ресниц. – Как может быть такое? – В добром взгляде ее дрогнуло удивление и словно немного обиды.
Белая ладья дерзко метнулась с f1 на е1, защищая несчастную пешку.
– Извини. – Я виновато улыбнулся. – Это все, кажется, сицилийское вино… Надо было пить березовый сок…
И опять рокировка, только черными.
– Они по-своему похожи, – вязко улыбнулась моя прекрасная женщина, немного откидывая лицо. – Каждый прекрасен по-своему. В каждом есть сосредоточение нежности и тепла.
В сопровождении коварной улыбки белая пешка храбро шагнула с с2 на с3.
– Солнце набирает силу, – оглянулся я в сторону выросшего из-за края земли светила, – е 7! – Мой могущественный ферзь вплотную приблизился к чужой армии, свирепо заглядывая ей в уголки глаз. – Может, все-таки натереть тебя маслом?
– Самое время, – лукаво стрельнула Алиса в мою сторону из-под сильных ресниц. Нежный позвоночник ее изящно перебросил филигранное тело на тугие кости ребер, обнажив моему взгляду эстетические виды, от которых флакон масла сам запрыгнул в задымившиеся ладони.
Длинные пальцы Алисы оплели высокую ножку бокала и потянули кровавую жидкость к рельефным губам.
Мир сочился удовольствием и красотой.
Первый раз собаки напали на нас тоже с рассветом. Они наплыли темной силой, неумолимо материализовавшись костлявой дюжиной, когда мы молча сидели на рыжем клочке берега подле ржавой воды, что почти не двигалась в глубоком апокалипсическом обмороке. Их разгневанные пенистые морды не оставили места иллюзиям, прижатые уши стыдились планируемого, но голод глушил любые попытки тварей одуматься.
Я спешно поднялся, впившись пальцами в холодную рукоять ножа. Алиса что-то жалобно пискнула у меня за спиной.
Мы не стали переглядываться с животными. Коренастый рыжий вожак адским пламенем бросился в мою сторону, провоцируя псиную свору и оскалив острую красоту длинной челюсти. Адреналин распахнул мои плечи, зрачки расширились, а рот издал сатанический рык, который на долю секунды сплющил решимость голодного пса, что позволило мне окаменевшими пальцами перехватить его подлое ухо и наискось перерезать мощное горло. Другая седая пасть клацнула воздух у меня в волосах, я сумел отшвырнуть мускулистое тело левой рукой, рассекая ножом поперек голову третьего зверя. В тот момент безумная боль охватила мои голень и плечо, я злобно ткнул туда по разу ножом, и бородатая дворняга с воем обратилась в бегство, а сажная шавка в ногах, изловленная за красные уши, чудовищным броском оказалась закинута далеко в море. Почти одновременно я отпрыгнул назад, оттесняя телом Алису ближе к воде, где она была более защищена, а я тем самым сумел опять избежать кривых отчетливо желтых зубов седого полуволка. Нож попытался поймать его прыть на отрезвляющее острие, но старик метнулся в сторону, позволяя более молодым разобраться со мной, что они и попробовали сделать.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.