Рози - моя родня - [26]

Поглощенный поединком с рельсами, он сначала не обращал внимания на посторонние звуки, теперь же по гулу машины и хриплым гудкам понял, что приближается поезд. Обливаясь холодным потом, волоча тяжелую шпалу, он брел вдоль дрожащих и звенящих рельсов, озабоченный тем, как спасти двуколку. С ужасом слушая рокот поезда, дотащился до экипажа и подсунул рычаг под багажник. Уперся плечом и нажал.

– Тяни, Рози, тяни! – крикнул он, и Рози рванулась вперед.

Двуколка приподнялась и, секунду побалансировав на рельсе, скатилась на насыпь с другой стороны. Одновременно из-за поворота вынырнул паровоз, подобный огнедышащему дракону. «Слава Богу, – подумал Адриан, – двуколка спасена!» И рванулся следом за ней, однако паровоз задел его и безжалостно отшвырнул в сторону. Весь в крови, Адриан приземлился на вереск, будто тряпичная кукла, а поезд безучастно промчался мимо, сверкая желтыми окнами и рассыпая искры, точно метеор. Грохот медленно стих, удаляясь, тогда как Адриан остался лежать без сознания, обратив бледное лицо к звездному небу.

Глава десятая «ЕДИНОРОГ И ЛИРА»

Когда Адриан открыл глаза, в первую минуту ему показалось, что он покоится на раскаленных вязальных спицах. Все тело страшно болело, ушибленная правая рука словно отнялась. Звезды над ним рыскали по небу самым странным манером, что весьма его озадачило, пока он не сообразил, что лежит на медленно катящей в темноте двуколке.

Каким образом очутился он здесь?… В конце концов Адриан пришел к выводу, что это Рози (верная умница Рози) подняла с земли его бесчувственное тело и положила на двуколку. Он попытался сесть, но тотчас потерял сознание от дикой, жгучей боли.

Когда Адриан снова пришел в себя, двуколка стояла неподвижно, и прямо над ним откуда-то появилась вывеска с надписью «Единорог и Лира» и маленьким изображением названных объектов. Надо же, смутно подумал он, как это Рози ухитрилась найти то самое место, что было их целью. Не будь Адриану так плохо, он, конечно, сообразил бы, что Рози, подобрав его с земли, полным ходом понеслась туда, где, как подсказал ей хобот, помещался благоухающий, видавший виды трактир. Сделав над собой огромное усилие, жмурясь от боли, Адриан слез с двуколки. Правая рука вяло висела, и он не сомневался, что она сломана. Ноги подкашивались, и он шатался, словно пьяный. Рози радостно пискнула и взмахнула ушами. Перед глазами Адриана было длинное, низкое бревенчатое строение с камышовой крышей, напоминающей шероховатую корку огромного пирога. Из решетчатых окон струился золотистый свет. Выписывая ногами замысловатые кренделя, Адриан пересек дорогу и прислонился к двери. Он чувствовал себя отвратительно и боялся, что снова потеряет сознание, прежде чем сумеет войти внутрь, к приветливому свету. Схватив рукой бронзовый дверной молоток, выбил им громкую дробь по дубовым доскам и навалился боком на косяк, борясь с позывами к рвоте. Услышал шаги, стук задвижек, и дверь вдруг распахнулась.

В свете ламп перед Адрианом стоял один из самых толстых мужчин, каких он когда-либо видел. На толстяке были надеты рубашка с подвернутыми рукавами и брюки, ноги обуты в огромные ковровые туфли, обильно расшитые подсолнечниками, маргаритками, хризантемами и прочими яркими цветками. Лицо круглое и пухлое, как у младенца, огромная голова увенчана жидкими пучками бледно-желтых волос. Ниже двойного подбородка следовала благородная округлость могучего живота, которой позавидовал бы зобастый голубь. Толстяк бесстрастно воззрился на помятую, в пятнах крови фигуру Адриана.

– Добрый вечер, – мягко произнес он тонким мелодичным голосом. – Что вам угодно?

– Несчастный случай, – невнятно пробормотал Адриан. – Меня ударил паровоз. Рози тут рядом.

Вслед за тем трактир и толстяк канули во тьму. Трактирщик с замечательной прытью подхватил падающего Адриана своими могучими руками, поднял его, словно перышко, и прошагал внутрь помещения огромной кухни с каменным полом и пылающим очагом. Вдоль стен висели, поблескивая, начищенные медные кастрюли. Толстяк опустил Адриана на широкий волосяной тюфяк, расстегнул его воротничок, живо проковылял к бару в дальнем конце помещения, налил стаканчик бренди и, вернувшись к дивану, влил несколько капель в рот бедняги. Адриан поперхнулся, закашлялся и открыл глаза.

– Ага, – удовлетворенно пропел толстяк, – так-то лучше. А теперь полежите спокойно, я принесу чем-нибудь вас накрыть.

Адриан обвел близоруким взором огромную кухню с баром в одном конце и очагом в другом; глоток бренди согрел его желудок и малость умерил острую боль во всем теле. Толстяк вернулся, неся большую пухлую перину.

– Думаю, она вас согреет, – сказал он, заботливо укрывая Адриана. – Настоящий гусиный пух. Теплее не бывает. В Тибете я не расставался с такой курткой.

Как ни скверно чувствовал себя Адриан, он невольно усмехнулся, представив себе этого толстяка в пуховой куртке.

– Большое спасибо, – отозвался он. – Простите за беспокойство.

– Пустяки, – пропел толстяк. – Я только рад, дорогой сэр. Выпейте еще бренди.

Он поддержал голову Адриана, и тот выпил стаканчик до дна.

– Бренди – бесподобная штука, – сообщил толстяк проникновенным голосом. – Когда я был в Египте, нам постоянно привозили его по морю из Франции.