Рози и тамариск - [15]

— Потому что он попросил, — ее ответ был прост, но от этого то, что скрывалось за ее словами, было не менее опасно.

— Вы… я прошу прощения, возможно, мне показалось, но… вы испытываете к нему чувства?

В окружавшей нас обстановке вопрос прозвучал настолько глупо и старомодно, что моя собеседница не сдержалась и фыркнула от смеха.

— Это так заметно? — покосилась на меня леди Эвелин. — Я люблю его.

Три обычных слова. Если бы их произнесла любая другая девушка, я был бы спокоен, списав их на свойственную юности романтичность. Но леди Эвелин была совершенно серьезна, и до сих пор у меня еще не было ни одного повода упрекнуть ее в легкомыслии.

Ее ответ прозвучал как гром среди ясного неба. Многое, если не все, встало на свои места. На секунду взмолившись Духам, я понадеялся, что Эйзенхарт не осознавал этого, когда пользовался расположением леди, раз за разом требуя ее помощи, понимая, что она не откажет, даже если его просьбы будут ей в тягость.

— Вы же видели его от силы дважды! — попытался я воззвать к ее здравому смыслу, тем не менее, осознавая тщетность своих стараний.

— Трижды, — педантично поправила меня леди и улыбнулась, как мне показалось, слегка грустно. — Только это ничего не меняет. Лос.

Судьба, вспомнил я, как местные жители называли Вирд. А еще — жребий, зачастую непосильный.

— Зная моего кузена, я обязан сказать вам, что ваши чувства могут быть не взаимны, — счел я необходимым ее предупредить.

Она равнодушно пожала плечами.

— Любовь редко бывает абсолютно взаимной, доктор. В отношениях всегда кто-то любит, а кто-то позволяет себя любить, кто-то целует, а кто-то подставляет для поцелуя щеку… Не переживайте за меня. Я сказала, что люблю его — это судьба, и тут уже ничего не поделать. Но это не значит, что я так беспомощна перед ним, как вы думаете, и буду страдать от его невнимания, — усмехнувшись, леди Эвелин потянула меня за локоть. — Пойдемте! У нас еще важное задание, если вы не забыли.

В недоброжелательно настроенной к леди Гринберг толпе все-таки нашелся как минимум один человек, которого не волновало соблюдение декорума. Словно из ниоткуда на нашем пути возникла очаровательная рыжеволосая особа в огненно-ярком платье, открывающем великолепные ножки.

— Эви! — радостно воскликнула она, чмокая воздух возле щеки подруги. — Я так рада, что ты наконец пришла! Пойдем, я провожу тебя к нашей компании. А это кто?

Леди Эвелин, со снисходительной, хотя и нежной улыбкой поприветствовавшая знакомую, решила нас познакомить.

— Поппи, позволь представить тебе сэра Роберта Альтманна, друга… семьи, — я обратил внимание как на то, что леди Эвелин решила опустить мое звание, так и на заминку, возникшую при именовании моей роли на этом вечере. — Он недавно приехал в город из колоний. Роберт, — леди Эвелин вновь запнулась на имени, — позвольте познакомить вас с леди Амарантин Мерц.

Второй раз за вечер привлекательная девушка решила со всей придирчивостью рассмотреть мой облик. Я ответил тем же, особенно задержавшись глазами на восхитительных волосах цвета красного дерева и павлиньих перьях в них.

— Для друзей просто Поппи, — леди Мерц улыбнулась, видимо, довольная увиденным, и протянула мне руку для поцелуя. — Однако пойдемте, нас уже заждались!

— А вы ей понравились, — шепотом заметила леди Эвелин, пока ее подруга отвлеклась по пути, встретив еще одну группу знакомых.

Я обернулся: в серых глазах плясали озорные искорки.

— Это плохо?

— Отчего же? Только будьте осторожнее, доктор, иначе вам придется переживать уже о своем сердце. Поппи, она… как это говорят? — леди Эвелин замялась в поисках нужного слова. — Поматросит и бросит?

Чередой залов леди Амарантин провела нас к компании, состоявшей из молодых мужчин, небрежность во внешности которых была достигнута столь же тщательным образом, что и, стараниями леди Эвелин, в моей, и нескольких ультрасовременных девушек — короткие, расшитые бисером платья, обрезанные у подбородка волосы, нитка жемчуга на плоской груди и густо подведенные глаза, как по журналу мод.

— Наконец-то наша пропажа нашлась! — возвестила Поппи. — Для тех, кто ее еще не видел, знакомьтесь: это Эви Гринберг, наша самая богатая невеста (Дэнни, это я специально для тебя говорю!), и Роберт Альтманн, ее друг из далеких колоний. Что же касается этих оболтусов, то это мой брат Теобальд, — она любовно потрепала его по щеке.

— Наслышан, — я пожал руку нынешнему барону Мерцу, чье имя действительно было мне известно в связи с одним из расследований Эйзенхарта.

— Рядом с ним Васили Кормакофф…

Высокий, интеллигентного вида блондин в модных очках улыбнулся, отвечая на мое рукопожатие.

— Просто Бэзил, — предложил он. — Боюсь, наши имена бывают сложны для произношения.

Как истинный сын Гардарики, он говорил без акцента, но с той чрезмерной правильностью, присущей исключительно иностранцам.

— Васили звезда современной поэзии, — продолжила Поппи и вздохнула, — но, ты только не обижайся, коктейли ты делаешь гораздо лучше. Вот где настоящий талант!

— И сорок градусов алкоголя, — пробормотал рядом со мной мужчина, отмеченный Ястребом. — Поппи, ты просто ничего не смыслишь в искусстве.