Рождественское обещание - [25]

Граф почувствовал раздражение. Сколько таких выдуманных обещаний покойному отцу у нее в запасе на ближайшие недели и месяцы? Видимо, этой женщине не терпится повеселиться, и даже память об отце не станет тому препятствием.

– Мы можем скромно и достойно провести эти праздники, – заметил он.

– Только не с моей семьей, – возразила Элинор. – Это самые шумные и необузданные, даже вульгарные люди, каких только можно себе представить.

Он уже не пытался подавить гнев.

– Сколько же их будет? – спросил он.

Помолчав, Элинор потупила взор. По легкому шевелению ее пальцев и губ он понял, что она подсчитывает количество приглашенных.

– Двадцать, – наконец сказала она, окинув его холодным взглядом, – если считать еще двоих детей кузена Тома. По-вашему, это много, милорд? Следовательно, когда вы сказали, что я могу пригласить столько гостей, сколько хочу, вы имели в виду, что их будет не более четырех?

– Двадцать, – повторил граф. – Боже правый!

– Это невероятно, не так ли? – продолжала она. – Невероятно, чтобы Гросвелл-Парк, родовое поместье графа Фаллодена, заполнили коммерсанты, торговцы, фермеры. Это все равно что пустить стадо в церковь. Но не забывайте, на чьи деньги обеспечивается благополучие Гросвелл-Парка и будет обеспечиваться и далее, милорд. Это деньги торговца.

Граф усилием воли не позволил себе встать с кресла, так как если бы он сделал это, то едва ли смог бы отвечать за свои слова, а возможно, и действия.

– Этого мне не удастся забыть, миледи, – произнес он, еле сдерживаясь. – Мне всегда об этом будет напоминать моя бранчливая жена.

– Что ж, – промолвила Элинор, – вы знаете, где можете спастись и от меня, и от моего злого языка, милорд. Мне говорили, что она весьма изысканная особа. Это будет вам утешением.

– – Кто это изысканная особа? – не удержавшись, спросил он с недобрым прищуром.

– Ваша содержанка, милорд. Женщина, которая услаждает вас.

– Ага, – понял граф. – Кто же это имел честь проинформировать вас?

– Мать девушки, которую вы… любили… и любите, возможно, и сейчас… Но были слишком бедны, чтобы жениться на ней.

– Леди Лавстоун, – догадался граф. – Да, я любил Доротею и женился бы на ней, если бы не обстоятельства. Она красива, нежна и добра. – Его сердце сжалось от тоски по нежности и изяществу той, которая могла бы стать его женой.

– Все то, чего у меня нет, – заметила Элинор.

– Это ваши слова, не мои, – холодно ответил граф.

– Ради нее вы бросили бы любовницу и зажили счастливо, не так ли? – произнесла Элинор. – Какая жалость, что вы мот, милорд, заядлый игрок, которому не повезло! А вот мне повезло. Я никогда бы не получила в мужья дворянина, если бы вы научились жить по средствам.

– Да, вам повезло, – согласился граф и наконец поднялся с кресла. – Вы получили мой титул и все, что вам нужно, и на всю жизнь. Но вам никогда не получить то, что спрятано в самом дальнем уголке моего сердца, а также мою привязанность и уважение! Или мое общество, если это от меня будет зависеть. – Он отвесил ей глубокий поклон. – Торжествуйте вашу победу, миледи. Я надеюсь, Искренне надеюсь, что она доставит вам удовольствие.

– А я надеюсь, – сквозь зубы процедила Элинор, когда он направился к двери, что деньги моего отца не принесут вам ни крупицы счастья, милорд. Я искренне надеюсь.

Граф слышал, как что-то со звоном разбилось в библиотеке, как только он с силой захлопнул за собой дверь. Он догадался, что разъяренная Элинор что-то бросила на пол, скорее всего фарфоровую статуэтку, стоявшую на столике рядом с ее креслом.

– Пальто и шляпу, – коротко сказал он лакею.

– Прикажете подать карету, милорд? – с поклоном спросил лакей.

– Я пройдусь пешком, – ответил граф, еле удержавшись от того, чтобы не нагрубить лакею, который ни в чем не был виноват, и вышел не застегнув пальто, хотя вечер был ветреным и холодным. Он не может пойти к Берти и излить другу душу, всю злость и отчаяние. Элинор – его жена, он женатый человек. Это сугубо личное дело. Подобное не обсуждают даже с друзьями. Он снова вспомнил Доротею и, застегнув пальто, натянул перчатки. Никогда еще ему не было так одиноко.

* * *

До Рождества осталось менее двух недель, напомнила себе Элинор, глядя в окно кареты на незнакомые сельские дали, выглядевшие особенно унылыми под тяжелым, в тучах небом. Ей казалось, что уже сумерки, хотя до вечера было еще далеко. Она не предвкушала близости сочельника, как в былые времена. Раньше в эти дни, взяв с собой горничную, она отправлялась в магазины, да еще не раз в день, и совсем не потому, что не могла сразу купить все, что приглянулось, а скорее потому, что ей нравились предпраздничное многолюдье улиц и переполненные магазины. Особенно любила она вид предрождественской Оксфорд-стрит.

Возможно, ее теперь ничто не радует потому, что умер отец. Да, очевидно, в этом причина ее тоскливого настроения. Думая о нем, она вновь ощутила уже ставшую привычной боль в груди и ком в горле и столь же привычное чувство вины. Она не может скорбеть о нем и даже ни разу не всплакнула. Элинор взглянула на свою голубую бархатную накидку от платья, в котором венчалась. Она оставила все черное, траурное в Лондоне, так же как и граф, но она заметила, что он все же продолжал носить траурную повязку на рукаве. Она же этого не делала. Завтра будет месяц, как умер отец.