Рождественский поезд - [5]

— Извините за мой вид, я бегала, — сказала Шеннон.

— Вы выглядите прекрасно, — тихо ответил Алекс.

В мягком отблеске рождественских огоньков ее волосы были золотисто-каштанового оттенка, и ему безумно захотелось провести рукой по этим шелковистым прядям. Он вдруг подумал, что это, может, не настоящий цвет ее волос, потому что на лице у нее не было веснушек. А ведь у всех рыжих должны быть веснушки… Но это его совершенно не касается.

— Что ж… спасибо за цветок, — улыбнулась Шеннон. Она поставила его рядом с камином и повернулась к Джереми. — Он такой красивый. Ты выбрал его сам?

— Ага, — ответил мальчик.

— Это очень мило. Ты достал самую красивую пуансеттию, которую я когда-либо видела.

Улыбка Джереми была такой солнечной, что Алекс заморгал. Где же его маленький застенчивый мальчик? Убитый горем, почти не разговаривающий, вцепившийся в игрушечного кролика четырехлетний малыш?

— Мистер Попрыгунчик посоветовал взять ее.

— У вас с ним хороший вкус. — Она вопросительно посмотрела на Алекса. — Я обычно не держу дома сладости, но лимонные леденцы тебя устроят?

— То, что надо, — кивнул Джереми.

Спустя несколько минут, засунув леденец за щеку, мальчик увлеченно двигал рычажками управления поезда. Больше всего ему нравилось пускать пар, а еще — резко останавливать состав и снова заводить. Алекс велел сыну играть осторожно.

— Все в порядке, — успокоила его Шеннон. — Может, содовой?

— Не хотел бы причинять вам беспокойство…

— Если бы вы мне помешали, я бы сказала об этом.

Несомненно, она бы так и сделала. Шеннон О'Рурк, прямая и самоуверенная, определенно не станет ходить вокруг да около. Она просто воплощение всего, чего он избегал всю свою жизнь, — сгусток эмоций и страстей.

— Знаете что? — заговорила она. — Если вы еще не обедали, мы можем заказать пиццу.

Алекс хотел отказаться, он даже открыл рот, чтобы сказать «нет», и только один взгляд на восторженное лицо сына изменил его решение. Джереми любил пиццу, но Ким говорила, что это нездоровая еда для детей, так что они редко ее ели.

— Звучит неплохо, — согласился он. — Но давайте так — я угощаю.

— Ладно. Тогда делайте заказ. А я пойду наверх, переоденусь.

Она поднялась в спальню и велела своему сердцу прекратить колотиться так бешено. Затем быстро приняла душ и переоделась в джинсы и свитер.

Звук ее шагов заглушило толстое ковровое покрытие на ступеньках, так что, когда она спускалась в гостиную, гости ее не услышали.

Тихо вздохнув, Шеннон села на ступеньку и стала наблюдать. Отец и сын лежали на животе, бок о бок, пристально глядя на елку и игрушечную железную дорогу, которую ей подарила сестра Миранда сразу после Дня благодарения. Декоратор по профессии, Миранда в этом году превзошла саму себя, стараясь превратить гостиную сестры в настоящую страну чудес.

— Чу-чу! — ликовал Джереми, когда поезд с пыхтением двигался через туннель в заснеженной горе.

Шеннон перевела взгляд на Алекса. Меньше всего он похож на профессора колледжа, решила она. У такого мужественного красавца наверняка лекции проходят при полных аудиториях, особенно много там студенток…

Шеннон закрыла глаза, пытаясь представить себе, каково это — быть замужем за кем-то похожим на Алекса. Картина получилась не очень приятная. Алекс сказал, что его жена любила печь и проводить Рождество по-особенному. А она вот не умеет ничего этого. Даже мать Шеннон, как ни пыталась научить ее готовить, все-таки признала свое поражение.

Звонок в дверь заставил ее подскочить на ступеньке и обнаружить свое присутствие.

— Это, наверное, наша пицца, — сказала она весело.

Они ели, сидя по-турецки прямо перед елкой.

— Мамочка не разрешала нам есть пиццу, — произнес Джереми через некоторое время, и выражение его лица стало более озабоченным, чем до этого.

— Не разрешала? — Это казалось странным, но, возможно, были причины, о которых ей неизвестно, как, например, аллергия или другие проблемы.

— Угу. — Он быстро взглянул на отца, затем осторожно положил корочку от пиццы на салфетку. — Пап, мне страшно, я больше не помню маму так хорошо, как раньше…

В глазах Алекса опять вспыхнула боль, и Шеннон прикусила губу. Джереми был слишком маленьким, когда его мать умерла, и его воспоминания постепенно стирались.

Она положила свой указательный палец на сердце: так поступала ее собственная мать, когда самая младшая дочь боялась забыть их отца.

— Ты всегда будешь помнить ее вот здесь, — произнесла Шеннон ласково. — Эта память самая главная. Твоя мамочка всегда вот здесь, так что не надо бояться.

Мальчик, казалось, серьезно обдумал ее слова, а затем кивнул, заметно повеселев. Отец подал ему кусок десертной пиццы, и они ели молча, пока Джереми не сказал:

— Папочка, а вот если бы Шеннон была моей новой мамочкой, мы бы ели пиццу, когда захотим.

Шеннон поперхнулась, и Алекс постучал по ее спине. Оба оставили слова мальчика без комментария.

— Я думаю, нам пора идти домой, — мрачно промолвил Алекс когда ее дыхание наконец восстановилось. — Мы и так уже надоели мисс О'Рурк.

— Но, пап, мы…

— Пора идти, сын.

Уголки рта Джереми недовольно опустились, но мальчик больше не спорил. Шеннон настояла, чтобы они забрали с собой оставшуюся пиццу, и, когда закрыла за ними дверь, прислонилась к ней, уставшая и озадаченная.