Рождественский кинжал - [11]

Джозефа не раздражало положение прихлебателя, и это не могло удивить никого из тех, кто его знал. Джозефу, полагала Матильда, легко удавалось превращать неприятную правду в любезные сердцу вымыслы. Именно поэтому он видел в Стивене робкого молодого человека с золотым сердцем и без особых усилий мог разглядеть в Натаниеле любящего, преданного брата, несмотря на явную очевидность противоположного. С того дня как он поручил себя и свою жену щедрости Натаниеля, Джозеф придумал собственное удобное объяснение их отношений. Он говорил, что Нат одинок, быстро стареет, что его сильно поддерживает присутствие младшего брата, хотя он и не хочет признаваться в этом, и что на самом деле Нат пропал бы без Джо.

А если Джо мог представить себе Ната в таком ложном свете, то в какие розовые одежды облачил он свою нелепую личность? Матильда думала, что разгадала Джо. Неудачник, которому для самоутверждения необходимо видеть свой успех в роли устроителя всеобщего счастья, любимого дядюшки. Эта роль должна была завершить его карьеру. Да, это объясняет, почему Джо так настаивал на этом ужасном семейном сборище.

Матильда рассмеялась, отбросила одеяло и решила вставать. Бедный старый Джо, перебегающий от одного к другому, выливая на них полные ушаты того, что он искренне считал утешением! Если он в конце концов не доведет Ната до умопомрачения, это будет настоящее чудо. Он напоминал неуклюжего, добродушного щенка сенбернара, брошенного среди людей, которые не любят животных. Когда Матильда наконец вошла в столовую, она поняла, что все ее ужасные предположения воплощаются в жизнь.

– Доброе утро, Тильда! Рождество все-таки снежное! – радостной улыбкой встретил ее Джозеф.

Натаниель позавтракал рано и уже ушел. Матильда села рядом с Эдгаром Мотисфонтом, надеясь, что тот не сочтет необходимым развлекать ее разговорами.

Мотисфонт и впрямь ограничился несколькими несвязными фразами о погоде. Матильде показалось, что он немного не в себе. Интересно почему. Вспомнив, что вчера вечером он хотел поговорить с Натом наедине, она с упавшим сердцем подумала, не грядут ли новые неприятности.

Валерия, которая завтракала половинкой грейпфрута и несколькими тостами, разъясняя сотрапезникам пользу такой диеты, поинтересовалась, кто чем будет сегодня заниматься. Только Джозеф поприветствовал такое желание распланировать развлечения на день. Стивен буркнул, что он пойдет гулять, Паула объявила, что никогда ничего не загадывает, Ройдон вообще промолчал, а Матильда только простонала.

– Мне кажется, здесь много красивых мест для прогулок, – сочла нужным высказаться Мод.

– Хорошо потоптаться по снегу! Ты почти соблазнил меня, Стивен! – заявил Джозеф, потирая руки. – А что скажет Вал? Давайте бросим вызов стихии и немного проветримся?

– Тогда я остаюсь дома, – закатил глаза Стивен. В ответ на эту грубость Джозеф только покачал головой:

– Кто-то сегодня встал не с той ноги!

– Вы не хотите почитать нам свою пьесу, Виллогби? – Валерия устремала на Ройдона большие голубые глаза.

Валерии всегда требовалось не больше одного дня для того, чтобы начать обращаться к малознакомым людям запросто, по имени. Тем не менее Ройдон почувствовал себя польщенным и пришел от этого в восторг. Слегка заикаясь, он ответил, что с радостью почитает ей свое творение.

Паула немедленно разрушила этот план.

– Нет смысла читать ее одной Валерии, – сказала она. – Ты прочитаешь ее перед всеми.

– Только не мне, – уточнил Стивен. Ройдон ощетинился и обиженно ответил, что не желает надоедать всем своей пьесой.

– Вообще-то я давно выучился читать сам, – мимоходом пояснил Стивен.

– Ну, ну! – мягко пожурил его Джозеф. – Уверен, мы все просто мечтаем услышать вашу пьесу, – поощрил он Ройдона. – Вы не должны обращать никакого внимания на старину Стивена. Может быть, вы почитаете ее после чая? Мы все усядемся у камина и будем вкушать из чаши мудрости...

– Да, если Виллогби начнет читать сразу же после чая, дядя Нат не сможет удрать, – просияла Паула.

– Никто другой тоже, – мрачно заключил ее брат.

Ройдон заявил, что менее всего хотел бы навязывать литературные плоды своего ума недоброжелательной публике. Стивен просто ответил: «Ну и славно! « – но все остальные разразились утешительными речами. В конце концов было решено, что Виллогби должен прочитать пьесу сразу после чая. Бросив на брата убийственный взгляд, Паула сказала, что только обрадуется, если те, кто не в состоянии хоть немного пошевелить мозгами, избавят их от своего присутствия.

Оказалось, Джозеф распорядился, чтобы старший садовник спилил молоденькую елку и принес ее в дом. Теперь Джозеф искал желающих ее украсить. Но Паула явно считала украшение рождественских елок легкомысленным занятием; Стивена, разумеется, тошнило при одном упоминании о таких вещах; Эдгар Мотисфонт полагал, что это работа для более молодых; а Мод, очевидно, не имела ни малейшего желания ничем себя утруждать.

Мод, с головой погруженная в «Жизнь императрицы Австрии», вообще увела разговор в сторону, сообщив всем присутствующим, что венгры обожали Елизавету. Однако она опасалась, что у той была неустойчивая психика. Мод также предположила, что личность императрицы могла бы служить замечательной темой для следующей пьесы Ройдона.