Рождественские рассказы - [6]

Ко мне подскакивают, слезают с лошадей, хотят поднять меня, помочь...

«Ну, что, цел?» — спрашивают.

А я только одно мог выговорить, и то не своим голосом: «Господа!.. Часы!»

— Вот это так стечение обстоятельств!.. — закричал доктор и почему-то во все горло расхохотался.

Полковник обиделся, принял его смех за выражение недоверия — и торжественно вынул часы из бокового кармана и подставил их чуть не к самому носу неприятному скептику.

Действительно, часы были те самые, как было описано: старинная золотая луковица, в золотом же футляре, на крышке три лилии и скрещенные шпаги, а внутри вензель, под королевской короной, самой несчастной Марии-Антуанетты.

Сомневаться в рассказе полковника, значит, было невозможно. Несносный доктор и тут, кажется, не вполне убедился. Это свойство вообще ученых людей; они все такие материалисты!.. Нет у них способности к настоящей, теплой, животворной, всеуслаждающей вере. Им же хуже от этого!

— А помнишь мой эпизод в клетке? — обратилась мадам Терпугова к своему мужу.

Она спросила это очень тихо, но мы все расслышали ясно ее вопрос и также ясно расслышали, как супруг нахмурил брови и проворчал:

— Пора бы и забыть...

Этого было довольно, чтобы поймать красавицу на слове и добиться, во что бы то ни стало, рассказа. Мы все и приступили к ней с атакой, не хуже афганцев под Зара-Булаком... Стали стыдить ее мужа: «Фу, мол, какое варварство, какое стеснение воли!» Все в этом роде. Пахнет, мол, замоскворецким Тит Титычем... Самое больное место Ивана Семеновича...

— Да нет, я не запрещаю... Я только хотел заметить, что стоить ли... и вообще...

— Значит, можно? — поторопилась бывшая наездница и тотчас же приступила к рассказу...

III

— Это было года три, нет... немного больше тому назад...

— Тринадцать! — резко поправил супруг.

— Разве?.. Да нет же! Мне тогда было уже двадцать два года...

— Все-таки тринадцать... если не больше! — настаивал беспощадный Иван Семенович.

— Я лучше не буду рассказывать... если ты будешь все время перебивать и вставлять свои замечания... стоит ли...

Мадам Терпугова обиделась и действительно-таки замолчала. Но мы приступили снова к убеждениям и просьбам; она сдалась, но поставила условием, чтобы на время рассказа убрали ее медведя, потому что дело идет обо льве.

— Ну, болтай, не буду больше! — безнадежно махнул рукой медведь.

И действительно, притих, так что убирать его не понадобилось.

— К нам, господа, в наш цирк, приехал гастролировать знаменитый капитан Блэк. Помните — громадный негр, атлетически так сложенный, замечательный красавец при этом?.. Даже именно то, что он был, как чернила, черный — все типичные признаки его расы, все это удивительно шло к нему... он был замечательно хорош и, вообще, успех имел необыкновенный... Он был женат на толстой такой, краснощекой голландке... Ах, какая сварливая, неопрятная, мерзкая женщина!

— К чему же эти ненужные предисловия? — заворчал было снова Иван Семенович, но мы крикнули ему «тс!» и он отретировался.

Красавица только покосилась в его сторону и продолжала:

— Блэк приехал к нам со своими шестью дрессированными львами. Один из них, Абделькадер, был особенно страшный, угрюмый такой и большой-большой... грива косматая... он был уже старый лев — у Блэка уже лет десять, да еще у прежнего хозяина не помню сколько — главный сюжет всей труппы... Я была тогда еще не «prima», а так выезжала больше на грациозных па, и главный номер мой был качуча на двух седлах с кастаньетами. Ко мне удивительно шла испанская куафюра и черное кружево... и всегда выходило на бис... Скоро я заметила, что Блэк перед моим выходом стал накидывать на свой костюм (трико золотистого цвета) пальто и появлялся в партере с биноклем... Он этого почти никогда не делал, но теперь стал с каждым моим появлением... Он особенно был ко мне внимателен, чего не разделяла его противная голландка, шипевшая на меня, как змея, раз даже пребольно меня ущипнула — этакая злюка!.. Раз как-то встретилась я с капитаном просто на улице... Мы пошли вместе, повернули в сквер и сели на скамейке, в глубине сада. Негр долго мялся, готовился, должно быть, к объяснению, и, наконец, бухнул мне сразу:

— А ведь эта Эмма мне не жена!

— Неужели?.. — Я сделала вид, что меня очень удивило это открытие.

— Совсем не жена, — продолжал негр... — Она моя просто кузина...

И он опять засмеялся... прямо-таки захохотал во все горло, скаля свои превосходные белые зубы. Даже прохожие стали оборачиваться.

— А вы будете моей женой! — бухнул капитан и еще громче захохотал... — Настоящей женой, с пастором и всякими гербовыми бумагами с печатями... ого-го!.. У меня, — продолжал он, — вы видели сами, сколько орденов и медалей; у меня даже есть орден с настоящим бриллиантом... у меня есть уже десять тысяч долларов в нью-йоркском банке, я вам после даже книжку покажу... и я очень знаменитый человек!.. Меня, я вам скажу по секрету, даже третьего дня одна настоящая графиня к себе приглашала, но я не поехал... Вы, мисс, гораздо лучше той настоящей графини и вы будете моей женой!

Я ему отвечала на это, что еще подумаю, что я так молода и все такое, и что я, вообще, очень боюсь всяких злых животных.