Рождественская история, или Записки из полумертвого дома - [2]

Шрифт
Интервал

— Похоже, твой клиент, — сказал врач «кавказской национальности» в приемном покое высокому белобрысому доктору из реанимации. — Давление шестьдесят на сорок, гемоглобин пятьдесят восемь.

Все происходит 2 января. Продолжается русская пьянка, которая длится с 25.12, то есть католического Рождества, до 19.01, то есть православного Крещения. Почти месяц. Руки у всех трясутся, глаза нездоровые, а в душе радость: что ни день похмелье и новая пьянка. Все знают — не дай Бог попасть в больницу на праздники: врачи не работают, сестры не подходят, нянечка одна на всё отделение… Но именно в праздничные дни, жалуются медики, приток «катастрофических» больных особенно велик.

— Да ну! — ответил реаниматор. — Давай его пока в палату, утром разберемся. Или уже не разберемся. А ты на пару рюмок к нам бы завернул, а на приеме Танечка пока посидит, потом поменяетесь…

Слава Богу, пошла со мной в палату жена. Рассказать ей об этом разговоре я не мог, не в силах был — слабый очень, но видел, что губы ее плотно сжаты, хотя глаза сквозь круглые совиные очки глядели растерянно. Словно потеряла ученая сова ориентацию в пространстве. Не знала, что в этой ситуации делать. Но собралась: нашла постель свободную — не у окна и не у двери (а в палате шесть коек — три и три). Над головой оказался целый иконостас. Разглядел я его только после реанимации. В реанимацию же, судя по рассказам, я попал так: толстая сестра Наташа поставила мне капельницу с физраствором и сказала жене: «Все, женщина, можете уходить». «Я еще посижу», — сказала жена. «Да хоть всю ночь. Ваше дело», — ответила сестра и, погасив свет, отправилась к праздничному столу. Кларина побежала за сестрой: «Он уже сереет». «Так и должно быть». Потом я почернел, и, когда жена потребовала реанимацию, сестра туда позвонила. Две девицы в белых халатиках привезли каталку, принялись меня раздевать догола, тут немного сознание забрезжило, и я спросил, зачем это. «Девки там молодые, красивые — побалуешься с ними», — отвечала толстая крупная чернобровая Наташа, ухмыляясь. Та, которая не хотела вначале звать реанимацию. И меня, прикрыв простынкой, повезли коридором, а потом в лифте, а потом переходами. Так король, по словам Гамлета, путешествует по кишкам нищего. Вот в такой нищей больнице я оказался и этими нищими кишками следовал в отделение реанимации, полагая, что оттуда уже не вернусь. И только уложенный на высокую, почти покойницкую кровать (когда мне делали переливание крови, засовывали в нос какую-то резиновую трубочку, кололи уколы, вставляли кишку в желудок, а меня рвало, и пришло чувство бессилия — пусть делают, что хотят, я же должен терпеть: таков механизм русской психеи), подумал: хорошо, что я успел построить квартиру для жены и дочки, что сумели мы выбраться из коммуналки, что без меня бы они этого не сделали, значит, что-то хорошее после меня останется. Понимаете, не тексты останутся, как я думал раньше, а сносная жизнь близких мне людей. На последних весах это оказалось важнее всего.

А потом пошли наблюдения, размышления. Примерно такие: «Зачем лечат тело, чинят его всякие врачи? Это как временная заплатка на порвавшихся брюках или новая подошва у разбитых ботинок. Ведь человек все равно умирает, умрет. Человека можно назвать — временно живущий. Нам остается только гадать о вечности». Но испугался и вечности пока не захотел. И вернулся в палату.

Палатный врач

Палатный — это не платный. Платный отчасти от тебя зависит, от палатного зависишь ты. В конечном счете, хоть мы об этом начинаем думать только под старость, наша жизнь и здоровье зависят от врачей не меньше, чем от всяких начальников и секретных служб. О том, что все мы в руке Божьей, мы давно уже не думаем, привыкли в лагерях и бараках без Него обходиться, когда было ясно, кто Хозяин над жизнью и смертью. Зависим мы не от духа, а от властей. Врач это тоже власть. Чеховский домашний доктор, о котором столько мечтал Солженицын, фигура навсегда исчезнувшая? Да и был ли он? Ионыч, что ли?

Врачи ходят под Богом, а мы под врачами. Наша жизнь и смерть в их руках. И мое существование было в их руках. Но… Проклятое «но».

Кто хотел моей смерти? Почему вдруг в обычной городской больнице мне пришлось бороться за жизнь? С чего бы это? Может быть, сила вещей?

Я врачей навидался и многим из них обязан жизнью. Я вообще выжил случайно. Как только родился, сразу заполучил послеродовой сепсис. Было это в апреле 45-го года, сепсисом заболели тогда все новорожденные N-ского роддома, подозревали, разумеется, вредительство. Время такое. Но я выжил, причем лишь я и выжил. Мама разрешила женщине-врачу сделать мне укол пенициллина, нового тогда средства, только что из армии перекочевавшего на гражданку. Было еще и переливание крови, и вливание плазмы, но это многим делали, а от пенициллина остальные мамашки отказались; испугавшись иностранного названия лекарства, опасались дальнейшего вредительства. Потом в двадцать пять лет был аппендицит, когда чуть не зарезали, месяц провалялся, второй раз пришлось вскрывать. И еще плевропневмония, и еще дифтерит, и еще, и еще — и всё жив.


Еще от автора Владимир Карлович Кантор
«Срубленное древо жизни». Судьба Николая Чернышевского

В книге предпринята попытка демифологизации одного из крупнейших мыслителей России, пожалуй, с самой трагической судьбой. Власть подарила ему 20 лет Сибири вдали не только от книг и литературной жизни, но вдали от просто развитых людей. Из реформатора и постепеновца, блистательного мыслителя, вернувшего России идеи христианства, в обличье современного ему позитивизма, что мало кем было увидено, литератора, вызвавшего к жизни в России идеологический роман, по мысли Бахтина, человека, ни разу не унизившегося до просьб о помиловании, с невероятным чувством личного достоинства (а это неприемлемо при любом автократическом режиме), – власть создала фантом революционера, что способствовало развитию тех сил, против которых выступал Чернышевский.


Гуманитарное знание и вызовы времени

Проблема гуманитарного знания – в центре внимания конференции, проходившей в ноябре 2013 года в рамках Юбилейной выставки ИНИОН РАН.В данном издании рассматривается комплекс проблем, представленных в докладах отечественных и зарубежных ученых: роль гуманитарного знания в современном мире, специфика гуманитарного знания, миссия и стратегия современной философии, теория и методология когнитивной истории, философский универсализм и многообразие культурных миров, многообразие методов исследования и познания мира человека, миф и реальность русской культуры, проблемы российской интеллигенции.


Крокодил

Роман, написанный в 1986 г. и опубликованный впервые в 1990 г., был замечен читающей публикой в России и Западной Европе. Зло приходит к нам, а спокойный, обывательский мир хоть и видит его, но не может поверить, что безусловное зло и в самом деле возможно.Первое отдельное издание романа выходит под присмотром автора.


Гид

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


В поисках личности: опыт русской классики

Здесь исследуется одна из коренных проблем отечественной литературы и философии 19 века «о выживании свободной личности» - о выживании в условиях самодержавного произвола, общественной дряблости, правового нигилизма и народного бескультурья.


Победитель крыс

Роман «Победитель крыс» — одно из произведений Владимира Кантора, доктора философских наук, автора романов «Два дома», «Крокодил», сборника повестей и рассказов «Историческая справка», а также нескольких книг по истории литературы и философии.То, что происходит в этой книге, — сон или явь? Или этот фантастический мир оборотней-крыс, подчинивших себе людей, просто бред больного подростка? Это уже решать читателю. Имеет ли отношение к нашей жизни борьба добра и зла, победа верности, чести, веры в себя? Наверное, поэтому автор и избрал жанр сказки — ведь только в сказке всегда побеждает добро.Роман лежит в русле традиций русской психологической прозы.


Рекомендуем почитать
Уголок Гайд-парка в Калаче-на-Дону

Хотелось бы найти и в Калаче-на-Дону местечко, где можно высказать без стеснения и страха всё, что накипело, да так, чтобы люди услышали.


Искушение Флориана

Что делать монаху, когда он вдруг осознал, что Бог Христа не мог создать весь ужас земного падшего мира вокруг? Что делать смертельно больной женщине, когда она вдруг обнаружила, что муж врал и изменял ей всю жизнь? Что делать журналистке заблокированного генпрокуратурой оппозиционного сайта, когда ей нужна срочная исповедь, а священники вокруг одержимы крымнашем? Книга о людях, которые ищут Бога.


Велосипед

«Единственная стоящая победа — это победа вопреки». Почему мы совершаем выбор и в какой момент он становится взрослым? Любовь не без строгости?


Жажда

«Без сомнения нет веры. Без страха нет мужества». Книга открывает историю нового покорения пространства. Завоевание Космоса начинается внутри каждого из нас.


Если ты мне веришь

В психбольницу одного из городов попадает молодая пациентка, которая тут же заинтересовывает разочаровавшегося в жизни психиатра. Девушка пытается убедить его в том, что то, что она видела — настоящая правда, и даже приводит доказательства. Однако мужчина находится в сомнениях и пытается самостоятельно выяснить это. Но сможет ли он узнать, что же видела на самом деле его пациентка: галлюцинации или нечто, казалось бы, нереальное?


Темнота

Небольшая фантастическая повесь. Дневнеки, интервью, воспоминания людей, ставших свидетелями и участниками событий, произошедших в небольшом научном городке, после того, как некоторые жители стали обладателями экстрасенсорных способностей.