Рожденный бежать - [18]
В кабине было тепло и душновато, и Бекки с Ясноглазым быстро уснули. Когда Бекки проснулась, было уже раннее утро и они выезжали на автозаправку на окраине какого-то города. Водитель заглушил двигатель и покосился на Бекки:
– Маленькая ты ещё одна ездить.
– Мне уже восемнадцать! – тут же возразила Бекки. – Да и не одна я, видите? Со мной пёс, а у него большие зубы.
Но она понимала, что у водителя появились подозрения, что её ответы не убедили его, и поэтому, пока он ходил платить за бензин, они с Ясноглазым выскочили из кабины и удрали.
В центре городка был автовокзал, и там стоял автобус, уже готовый отъехать, с урчащим двигателем. Бекки было всё равно, куда он направляется, лишь бы подальше от Крейга. Деньги у неё были, немного, всего тридцать пять фунтов семьдесят пять пенсов, но их с лихвой хватило на билет. Бекки не хотелось тратить деньги, она понимала, что они ей ещё пригодятся, но выхода не было. Если снова ловить попутку, не избежать вопросов – больных и неприятных. А в междугороднем автобусе будут хотя бы другие пассажиры. В толпе легче затеряться, к тому же в автобусе люди обычно не заговаривают с незнакомцами. Так думала Бекки. И ошибалась.
По воле случая они с Ясноглазым очутились на заднем сиденье автобуса по соседству с самой болтливой и любопытной старушенцией на свете, которая с места в карьер спросила, куда это Бекки едет. Бекки сочинила очень сложную историю – что она едет в город к бабушке, а бабушка обожает пёсика, он ей как внук, поэтому Бекки и взяла его с собой. Чем больше интересных подробностей придумывала Бекки, тем легче ей было сочинять. К счастью, старушенция ей поверила. И к тому же Бекки ей явно понравилась – она поделилась с ней бутербродом с сыром и даже дала кусочек Ясноглазому. После чего битых два часа распространялась про собственных внуков, рассеянных по всему миру, от Австралии до Южной Африки. Показывала фотографии и даже письма. И только потом наконец уснула, к великому облегчению Бекки.
Большие города Бекки никогда не нравились, но когда автобус пополз в пробках к самому сердцу города, она поняла, что приехала куда нужно. Здесь можно исчезнуть безо всякого труда. Никто их не найдёт. Поэтому, когда они с Ясноглазым выходили с автовокзала на улицу, где все ужасно спешили по своим неотложным делам, Бекки вдруг почувствовала себя совсем одинокой и потерянной. Мимо проехал городской автобус. На нём значилось «Стенли-парк».
– Айда в парк! – сказала Бекки Ясноглазому. – Хоть побегаешь.
Она не хотела больше тратить деньги на билет и просто пошла за автобусом, что было несложно – он еле-еле тащился в пробке, к тому же следом в Стенли-парк ехали и другие автобусы, и можно было следить за ними. Идти пришлось долго, но автобусы подсказывали Бекки, что рано или поздно они доберутся до места, поэтому она шла себе и шла.
Когда они с Ясноглазым наконец ступили на лужайки Стенли-парка, Ясноглазый, похоже, сразу сообразил, что нужно мчаться со всех ног, – и умчался. Другие собаки – в тот день в парке гуляли в основном пудели – бросились догонять, но безуспешно. Дело было безнадёжное, но они очень старались. Ясноглазый вилял и увёртывался, наматывал круги вокруг собачьей стаи. Бекки села на скамейку, любуясь своим псом и лучась от гордости. Вышло солнце, она согрелась. И вдруг обнаружила, что счастлива. Глядя, как скачет по траве Ясноглазый, она понимала, что поступила правильно и папа одобрил бы её, а теперь будь что будет.
От этого внезапного прилива счастья она вскочила и помчалась за Ясноглазым – и забыла на скамейке рюкзак. А когда они вернулись, рюкзака уже не было. Пропала вся её одежда, одеяло, которое она взяла из дома, фотографии мамы с папой – всё-всё. Остались только деньги в одном кармане куртки и несколько печеньиц для Ясноглазого в другом. И тогда Бекки села и заплакала, в основном от злости на себя. Будь у неё мобильник, она бы тут же сдалась и позвонила маме, и весь её план пошёл бы насмарку. Но мобильник она нарочно оставила дома, потому что знала, что рано или поздно даст слабину.
Ясноглазый стоял и смотрел на неё, ещё не отдышавшись после бега. Взгляд у него был проницательный, и Бекки сразу его поняла.
– Я знаю, что ты говоришь. – Она вытерла слёзы. – Ты говоришь: «Нечего тут рассиживать и упиваться жалостью к себе». А ещё ты говоришь: «Я хочу есть».
Она скормила ему печенье, а потом посчитала оставшиеся деньги.
– Восемь тридцать два. Не очень-то много, да, Ясноглазый? Но поесть нам нужно. Я тоже проголодалась.
Они съели напополам хот-дог, как следует попили из фонтанчика и двинулись через парк.
К вечеру денег у Бекки совсем не осталось. Она купила на уличном рынке два яблока, две булочки, кусок сыра и одеяло, но беспокоило её одно: как найти в городе место для ночлега, если у тебя нет денег на гостиницу.
Приближалась ночь, а Бекки всё бродила по улицам в поисках тихого места – и тогда-то и обнаружила, что не она одна осталась без крова. Самые удобные места, где можно было спрятаться от дождя и ветра, оказались уже заняты – крылечки магазинов, торговые галереи, подземные переходы. Там поселились бродяги. Кто-то играл на флейте или аккордеоне. Кто-то сидел на обочине и попрошайничал, кто-то уже спал в спальных мешках или под картонными коробками. У многих тоже были собаки – они скалились и рычали на Ясноглазого, когда они с Бекки проходили мимо, и даже прыгали на него, лаяли, норовили укусить.
