Рожденные Смершем - [75]

Закончив допрос, Иванов вызвал конвой, отправил немецкого агента в камеру, а сам с нетерпением ждал встречи с Самойловым и капитаном-румыном. Чтобы не терять время, он вызвал из разведотдела армии переводчика с румынского, им оказался знакомый по боям в Крыму лейтенант Андриан Цуркан. Позже к ним присоединился Федоров, заинтригованный сообщением Самойлова, он с не меньшим, чем Иванов, нетерпением ждал приезда капитана-румына.

За окном начали сгущаться сумерки, когда со двора донесся скрип тормозов. Прошла минута, другая, в коридоре послышались шаги, дверь в кабинет распахнулась, и на пороге возник капитан-румын, за ним возвышался Самойлов. В свете керосиновой лампы пленный походил высохшую мумию, на его лице жили одни только глаза, в них плескались растерянность и страх.

— Чего встал? Заходи! — приказал Самойлов и подтолкнул в спину капитана.

Тот, волоча правую ногу, вошел в кабинет и застыл перед столом, его взгляд суматошно метался от Иванова к Федорову.

— Садись! — распорядился Иванов и кивнул на табурет.

Капитан бочком приткнулся на краешке и нервно затеребил полы кителя.

Самойлов, положив на стол документы Кожухару, занял место у окна. Иванов внимательно изучил удостоверение личности капитана, командировочное предписание и пропуск для прохода во фронтовой полосе, в них не обнаружил ничего подозрительного, это был обычный набор армейского офицера. Отложив документы в сторону, он прошелся пристальным взглядом по Кожухару, тот заерзал и обратился к переводчику. — Андриан, спроси у капитана, кто такой Ибрагим? Где он служит…

— Леня, ты можешь спросить у него самого, — вмешался Самойлов.

— А он что, говорит по-русски?! — удивился Иванов.

— Ага. Не хуже нас с тобой, — подтвердил Самойлов.

— Леонид Георгиевич, так, может, я не нужен, зачем мне знать ваши секреты? Как говорится: меньше знаешь, лучше спишь, — с улыбкой произнес переводчик.

— Андриан, лучше дремать, а то так проспишь свой звездный час, — в тон ему сказал Иванов и махнул рукой на дверь.

— Ха-ха, — хохотнул Цуркан и вышел в коридор.

Дверь, визгливо скрипнув, закрылась. В кабинете воцарилась тишина. Иванов держал паузу и испытывающим взглядом продолжал прощупывать Кожухару. Тот не выдержал и, прокашлявшись, решился спросить:

— Господин капитан, могу ли я увидеть контрразведчика Густава Федорова?

— А не много ли ты хочешь? Ты кто такой, чтобы тут свои права качать! Мамалыжник, ты…

— Погоди, погоди, Юра! — Иванов перебил Самойлова и кивнул Федорову.

Тот достал из кармана гимнастерки удостоверение сотрудника Смерш и, подсветив керосиновой лампой, показал Кожухару. Капитан подался вперед, его губы зашевелились, в следующее мгновение он рванул ворот кителя. Реакция Федорова и Самойлова была мгновенной, они скрутили Кожухару руки и припечатали к табуретке.

— Ишь, гад, чего удумал! С концами захотел уйти от нас! Не выйдет! — просипел Самойлов.

— Т-там записка для Федорова, — с трудом выдавил из себя Кожухару.

— Какая?! Где?! — насел на него Иванов.

— А, вижу! — воскликнул Федоров, поднял с пола миниатюрный сверток из клеенки и развернул.

В нем находилась записка. Прочесть ее Федоров не смог, текст оказался зашифрованным, и передал Иванову. Тот тоже ничего не понял и обратился Кожухару.

— Капитан, что это?

— Письмо для капитана Федорова, — пояснил Кожухару.

— Что за письмо? Ну говори! Говори! — торопил Иванов.

— Я не знаю. Он дал только пароль: «Поклон капитану Густаву Федорову от дяди Коли».

— С паролем потом! А кто этот он? Кто?! Говори! — здесь уже терпение иссякло у Федорова.

— Лейтенант Клюгер из тайной полевой полиции ГФП 312.

— Кто?! — в один голос воскликнули Федоров и Иванов.

Лейтенант Клюгер, неведомые Ибрагим с дядей Колей, ГФП — все это смешалось в головах контрразведчиков. Очередная их попытка расшифровать записку также ни к чему не привила, и они вынуждены были вызвать шифровальщика. Работа над ней у него не заняла много времени, шифр оказался не сложный, и ему не составило труда установить содержание записки. Разгадка лежала на поверхности и потрясла Иванова и Федорова.

Спустя пять месяцев с момента потери связи с зафронтовым разведчиком Агаповым-лейтенантом Ибрагимом Аганиным он возвратился из небытия.

За эти месяцы он прожил две невероятные и полные смертельной опасности жизни. Одна из которых могла оборваться уже на первом его шаге…

23 февраля 1942 года, на рассвете он, преодолев линию фронта, ввалился к военному коменданту, занимавшему бывший сельсовет села Амвросиевки. В тесной комнате на лавке сидели двое таких же, как Ибрагим Аганин — лейтенант Отто Вебер, счастливцев, сумевших живыми вырваться из «сталинградского котла», об этом говорили их обмороженные лица, руки и одежда с чужого плеча. Присев рядом с ними, он, чтобы не уснуть, пощипывал себя за подбородок. Наконец подошел его черед. Стараясь сохранить твердый шаг, Ибрагим вошел в кабинет коменданта.

С наспех побеленных стен на него подозрительно косились с портретов фюрер — Гитлер и «железный канцлер» — Бисмарк, в углу сердито потрескивала поленьями русская печка-буржуйка. Справа от нее, у окна за колченогим столом восседал военный комендант — худощавый, застегнутый на все пуговицы майор с землистым от бессонницы лицом.