Рожденные Смершем - [67]

Все это время комендант не спускал глаз с задержанного и, когда нож оказался в его руках, расстегнул кобуру. В наступившей звенящей тишине было слышно, как за печкой потрескивал сверчок, а за окном шелестела листва. Порыв ветра, налетевший с реки, ворвался в комнату через распахнутую форточку, нырнул в поддувало и утробным воем отозвался в печной трубе. Лейтенант с возрастающим интересом наблюдал за действиями задержанного. Тот снял плащ, ножом вспорол подкладку и затем встряхнул.

На стол с тихим шелестом посыпались фотографии в форме бойцов и младших командиров Красной армии, бланки служебных документов с печатями и штампами, на них бросались в глаза лиловые и фиолетовые свастики с хищными орлами. За одно мгновение на лице контрразведчика сменилась целая гамма чувств, его изумленный взгляд метался между задержанным и документами. Такого за время службы лейтенанту Ивонину не приходилось еще видеть. Опытный профессионал, он понял все без слов, перед ним лежала бесценная картотека из фотографий и анкет нескольких десятков вражеских агентов. Это была неслыханная удача, выпавшая на долю «окопного» фронтового контрразведчика.

Последняя фотография, как поздний осенний листок, легла на горку документов. Ивонин склонился над фашистским архивом, покачивал головой, а с его губ срывалось:

— Вот это да! Вот это да!

Подняв голову, он восхищенным взглядом посмотрел на разведчика и, не стесняясь своего порыва, крепко обнял. Комендант с открытым ртом наблюдал за неожиданной развязкой. Офицер Смерша и тот, кого он несколько минут назад готов был расстрелять, тискали друг друга в объятиях.

В первые мгновения разведчик не мог произнести ни слова. Крепкие объятия офицера контрразведки и изумленные глаза коменданта не были чудесным сном, он действительно вернулся домой! Домой!

Почти два года постоянного риска и смертельной игры с фашистами остались позади. Теперь ему не требовалось таиться, выверять каждое сказанное слово и взвешивать каждый свой шаг. Безвозвратно канули в прошлое коварные проверки обер-лейтенанта Райхдихта, патологическая подозрительность Самутина и изматывающее душу состояние двойной жизни, когда он сам не мог понять, где кончается советский разведчик Петр Прядко, а где начинается кадровый сотрудник абвера Петренко. Он был среди своих. Своих!

Петр счастливыми глазами смотрел на лейтенанта, и в этот миг ему казалось, что ближе и роднее человека нет. Ивонин разжал объятия, эмоции ушли, и в нем заговорил контрразведчик.

— Извини, друг, как тебя звать? Чье задание выполнял? Назови пароль? В общем… — спохватившись, Ивонин посмотрел на коменданта.

Тот развел руками и смущенно произнес:

— Я что, не понимаю, Петрович? Не первый год на фронте. Ну я пошел, пошел, — комендант попятился к двери.

Его шаги стихли, в комнате воцарилась тишина. Петр порывистым движением расправил китель, строго посмотрел на Ивонина; тот невольно подтянулся и доложил:

— Лейтенант Прядко, оперативный псевдоним «Гальченко», после выполнения задания Особого отдела НКВД 6-й армии в абвергруппе 102 прибыл!

— Старший оперуполномоченный отдела контрразведки Смерш лейтенант Ивонин доклад разведчика «Гальченко» принял! — так же торжественно и строго ответил контрразведчик, широко улыбнулся и, пододвинув табурет, предложил:

— Садись дорогой, извини, что так встретил, сам понимаешь, от всего этого голова кругом идет, даже забыл спросить, как тебя зовут?

— Петр, — представился Прядко.

— А меня Анатолий! Присаживайся, я сейчас, один момент, — засуетился Ивонин, сгреб в полевую сумку фотографии, документы фашистских агентов и исчез в соседней комнате.

Спустя минуту он возвратился, в его руках громоздились банки с тушенкой, чайник, две кружки и армейская фляжка. Штык-ножом Ивонин вскрыл консервы, достал с полки буханку черного хлеба и покромсал на куски. Петр с тихой радостью наблюдал за его быстрыми, сноровистыми движениями и находился на вершине блаженства. Анатолий поднял голову, заговорщицки подмигнул, потянулся к фляжке, разлил спирт по кружкам и предложил тост.

— За возвращение.

— Домой! — счастливым эхом прозвучал ответ Петра. Кружки звонко звякнули, они выпили до дна. У Петра перехватило дыхание, из глаз крупными горошинами покатились слезы. Ивонин зачерпнул кружкой воду из ведра и подал. Петр, поперхнувшись, выпил, а когда спазмы прошли, навалился на тушенку с ржаным хлебом. В этот момент ему казалось, что ничего вкуснее в своей жизни он еще не ел, это не были эрзац-хлеб и постная говядина, которыми его пичкали в абвергруппе 102. Петр не заметил, как умял весь запас, выставленный Ивониным на стол, и смущенно посмотрел на него. Анатолий улыбнулся, плеснул из чайника кипятку в кружку и опустил в нее отливающие синевой кусочки сахара. Петр с наслаждением мелкими глотками пил обжигающий губы и пахнущий запахом черной смородины чай. Ивонин, согрев его теплым взглядом, извлек из верхнего ящика стола стопку бумаг, карандаш и предложил:

— Петр, ты тут пока без меня похозяйничай, а я смотаюсь в штаб полка. Сам понимаешь, надо доложить начальству.

— Конечно, конечно, — согласился Прядко.