Рождение - [31]

Пока он шел по тротуару, возникло ощущение, что что-то крепко стянуло его где-то сразу над пупком, наверно, в области желудка. Холодный пот так и продолжал литься. Плечи заболели, он захотел поднять руки вверх, но они не двигались. Трудно стало продолжать движение.

Сильно билось сердце.

...Все, кто двадцать четыре года назад слышал голос Садако раздающийся из звукооператорской студии, умерли из-за болезней сердца.

Этот факт застрял в голове.

...Нет, меня там не было, я не слышал голос на пленке.

Он изо всех сил все отрицал, но другой голос говорил ему.

...Нет, разве ты не слышал ее голос. Причем не через барабанную перепонку, слова отпечатались прямо в мозгу.

Наверно, это просто кажется. Телепатии нет, не должно быть слов, попадающих прямо в мозг.

...Тояма, я люблю тебя.

Слова воскресали снова и снова. Самые желанные слова, которые приносила самая любимая женщина. Несмотря на это, они могли ужасать.

Только сейчас его охватило беспокойство. Почему эти слова попали на бобинную ленту в студии. Вздохи Садако поверх плача младенца. Страх от услышанного на пленке, удивление, беспокойство, воспоминания, затем противоречивое чувство любви к Садако. Страх и любовь сосуществуют. Тояма, возвращаясь к чувствам двадцатичетырехлетней давности, отчетливо осознал, что с сердцем что-то не то.

Даже не оборачиваясь, Тояма понимал, что по противоположному тротуару чуть сзади и наискосок от него идет женщина, одетая в зеленое. Ее шаги, по сравнению с шагами Тоямы, были немного быстрее. Тояма все еще шел. Не понимая, куда он идет и зачем надо идти, не оглядываясь, просто двигался вперед.

Женщина в зеленом, поравнявшись с Тоямой, перебегая через поток проезжающих машин, пересекла улицу. В нос, как и раньше, ударил запах лимона.

Сейчас женщина находилась рядом с Тоямой. Если протянуть руку, ее можно коснуться. Когда, покачиваясь, из-за спины выплыло ее плечо, Тояма тыльной частью руки коснулся руки женщины. Она точно живая. От ее руки передалось ясное ощущение, что она жива.

Тояма скосил глаза и посмотрел на женщину, идущую сбоку. На ней было надето зеленое платье. Легкое платье без рукавов, явно не соответствующее сезону, — на женщину было холодно смотреть, она выделялась из толпы людей, идущих по тротуару. Совершенно не изменившись, она снова выделяла себя из толпы.

...Эй, смотри, я здесь!

Взывала вся ее фигура.

Длинные волосы до середины спины... руки белые, почти прозрачные, Тояма отметил про себя, что ноготь указательного пальца сломан. Тояма опускает взгляд на ноги. На икрах ног, которые одеты только в туфли-лодочки на босу ногу, фиолетовые кровоподтеки. Отличная фигура... тоже совершенно не изменилась.

Боль, сжимавшая желудок, становилась все сильнее и сильнее, Тояма уже не мог стоять. Он бы упал на тротуар, если бы его не поддержала женщина, одетая в зеленое платье. Контуры мира медленно сжимались. Он прислонился спиной к ногам женщины, его жирный пот увлажнял ее мягкую кожу.

Через некоторое время его обхватили колени женщины. Люди, идущие по дороге, заглядывали в лицо, их рты что-то говорили, но он почти не мог слышать, что они говорят.

Ему казалось, что вызвали «скорую помощь». Тояма неприятно, что его разглядывала масса людей. Он хотел разогнать их, но не мог двигаться, тело стало как палка. Он хотел остаться обхваченным коленями женщины.

Он попытался поднять руки и дотронуться до щек женщины, но ничего не вышло. Тело не слушалось его желаний, он с нетерпением ожидал.

Прямо перед глазами было знакомое лицо Садако. Нисколько не удивляясь, Тояма смотрел вверх на лицо, не изменившееся за двадцать четыре года и сохранившее молодость. Женщина, которая должна быть мертвой... какая разница. Почему она не состарилась?.. Это тоже не важно. Просто было радостно, что Садако, такая же живая, как раньше, прикасается к нему, и Тояма, прогоняя страх приближающейся смерти, терпел смыкающиеся контуры мира. Однако, несмотря на это, он желал как-нибудь освободиться от боли, сковывающей его желудок.

Откуда-то издалека почувствовалось приближение сирены «скорой помощи». Будто сирену передавали колебания воздуха. Руки от плеч до локтей онемели, и только пальцы сохранили способность двигаться. Тояма, ища Садако, шарил пальцами, и ему удалось зацепиться за ее руку.

Свободной рукой Садако достала из сумочки маленький белый сверток. Что-то завернутое в салфетку, на которой местами проступали красновато-коричневые пятна. Садако развернула салфетку, достала что-то из нее и положила на ладонь Тоямы. Кажется, будто раньше это уже было. Зажимая двумя пальцами, положила ему на ладонь...

Чтобы рассмотреть, что у него на ладони, Тояма опустил голову и посмотрел вниз. Почти ничего не весит и не производит неприятного ощущения.

Бессознательно приблизил ладонь, чтобы увидеть, что это. На дрожащей руке что-то сотрясалось как живое. Вскоре Тояма понял, что это пуповина.

Это была не та высушенная пуповина, которая была в звукооператорской студии двадцать четыре года назад, а новая, с еще свежей прилипшей кровью. Наверно, отрезана около недели назад. Путь, который связывает матку и тело матери. Интерфейс, который соединяет внутренний и внешний миры.