Рождение «Сталкера». Попытка реконструкции - [274]

Мне приятно, что здесь присутствуют режиссеры, операторы, которые видят нашу систему в картине и в ее аскетичности и замкнутости.

Некоторая нерезкость, унылость, однообразие бывают в картине утомительны. В каждой своей картине я развертывал материал последовательно и вижу это. И мне кажется, что если сойду в сторону, то не буду знать, с какой ноги мне следует вступить. У меня есть последовательность, что является признаком серьезного отношения к профессии. Не надо бояться, что это расшатает ритм. Наоборот, непоследовательность может привести к тому, что все развалится[587].

А. А. Тарковский: Меня удивило выступление Райзмана, который уже во второй раз предлагает меня спасать. Один раз он пытался меня спасать после «Зеркала» в «Искусство кино», но не спас, так как он ничего не предложил для моего спасения. И сегодня шла речь о моем спасении.

Употреблялись очень странные слова, надо, чтобы их извлекли из – вместо фамилии Солоницын, говорили Солженицын, огражденная Зона – это концлагерь. На пустом месте концентрационный лагерь не бывает. Выражения эти являются попыткой как-то повлиять[588].

А. А. Тарковский: Мне хочется выразить благодарность Дмитрию[589] Константиновичу и Филиппу Тимофеевичу, что Коллегия проявила интерес к нашей работе и доверила художественному совету студии обсудить вопрос. Просим почаще это делать. Ведь студии дается все меньше и меньше свободы оперировать ресурсами как моральными, духовными, так и физическими.

Я хочу поблагодарить членов художественного совета и сказать, что самое страшное в нашем обиходе – это попытка соединить людей несоединимых.

Все наши конфликты в этом случае неистребимы, и только так может быть – терпимость, с одной стороны, и принцип, с другой стороны.

Зачем мы собираемся? Если мы будем собираться только для того, чтобы молоть языком и хорошо выглядеть на фоне слушающего нас представителя Комитета, тогда нам грош цена. Мы будем зря терять время.

Мы должны помогать друг другу, не какому-то общему делу. Общее дело восторжествует только тогда, когда каждому в отдельности будет хорошо. Не может восторжествовать общее дело за счет дурного самочувствия каждого из нас. Поэтому мы должны собираться только в таких случаях, как сегодня. Хотя я не совсем понимаю, зачем мы собрались, потому что мы не можем решить вопрос. А в принципе мы должны помогать друг другу и советскому кинематографу.

Я не вижу другого выхода, кроме такого, что студия или Госкино найдут способ расторгнуть со мной договор, закрыть картину и списать расходы, а потом запустить новый сценарий, потому что завтра утром мне надо продолжать снимать натуру. Иначе игра не стоит свеч. Если деньги не будут списаны, то надо закрывать картину, потому что я не могу позволить себе снимать картину за такую цену. Пойдет разговор, что вот, Тарковский позволяет себе снимать камерную историю за 800 тысяч. Тут не надо быть дипломатом, чтобы не понять, чем это кончится. Я на себя это не возьму. Я не хочу взять на себя техническую сторону. Пусть компетентная комиссия серьезно этим займется[590].

Л. Н. Нехорошев: Я думаю, что состоялся очень интересный и полезный разговор, который поможет во многом и руководству студии и Госкино каким образом выйти из сложившегося трудного положения.

Подводя краткий итог, могу сказать, что все пришли к тому, что сценарий в принципе интересный и может стать основой для интересного фильма, который снимет Тарковский.

Многие из высказанных замечаний имеют под собой почву, и думаю, что те замечания, которые Тарковский примет, он возьмет на вооружение и подумает о них.

Я, правда, не согласен с его отрицанием предлагаемых обстоятельств – что такое Зона. Думаю, что коротко, но сказать об этом надо, чтобы не отвлекать внимание зрителя на эти размышления. Когда что-то дается туманно, то зритель будет гадать – что это такое, вместо того чтобы вникать в смысл картины. Правда, в сценарии есть подтверждение сверхцивилизации, но это как-то меркнет. О том, что такое эта Зона, можно сказать в двух фразах. И тогда все пойдет по нравственной проблеме.

Здесь говорили о том, что сценарий многословный. Очень хорошо, что это многословие уменьшается. И в связи с этим многословием, как правильно сказал Наумов, возникает большое количество проблем, которые бросаются в этом потоке разговоров, и каждая из них важна, но затем они исчезают, хотя они тоже жизненно важные. Мы проходим мимо них. От этого затемняется простота внутренней конструкции. Если несколько очистить текст, то это облагородит фильм, сделает его четче, яснее и глубже. И поэтому многие свой смысл находят в этой картине. Но по-настоящему этот смысл выявится в окончательном фильме, т. е. это будет выявлено режиссером во всей системе выразительных средств картины, и только тогда этот смысл будет выявлен. Мне, например, показалось удивительным, что когда искали смысл вещи, ничего не говорили о финале. Нельзя же мимо этого пройти. Люди искали пути к счастью в чуде, а оказывается счастье в самом человеке – в любви к этой женщине, к этому ребенку… Видно так можно трактовать – и где-то об этом говорил Тарковский, и наверное, это будет достаточно ясно.