Рождение - [36]

— Откуда ты знаешь о ней? Кто тебе сказал?!

— Вы звали её во сне, — растерялась и даже несколько испугалась его колючего облика малышка. Задумчиво хмыкнул.

— Надо же… Не знал, что разговариваю во время кошмаров. Это моя жена. Она погибла вместе с нерождённым ребёнком, — расставил все точки над «и» Осилзский.

— Григстаны? — обескураженно конкретизировала собеседница.

— Да. Ндуву, — прямолинейно подтвердил, следя за реакцией. Ответ вызвал очередной приступ стеснительности. Ей это выражение даже идёт, пожалуй. Захотелось утешить явно встревожившуюся крошку, поэтому погладил по острому плечу. Совсем ещё дитя… Она не ведает, как реагировать на мрачное известие. Впрочем, и сам решил перемолчать. Задумчиво натянул на тело одежду и, бросив короткий взгляд на подругу, вышел в тёмный коридор. Удивительно всё-таки, как приятно иной раз коснуться чужой тёплой кожи. Глупые рефлексы наполняют каждую мышцу подзабытой бодростью. Оказывается, организм желал удовлетворения своих потребностей куда сильнее, чем сам себе смел признаваться.

Неподалёку раздался шорох. В полумраке различил сутулую фигуру пожилой женщины. Поздоровался, но встретил лишь укоризненный хмурый взор. Молчание недоброжелательное. Списав подобное поведение на возможные личные неприятности или отношение к опекаемой григстанке, Создатель Убежища постарался проигнорировать. Но… не тут-то было! Спустя ещё пару шагов попалась группка из пятерых человек. И все они буквально шарахнулись, а позади раздался скрипучий голос немолодой молчуньи:

— Правду говорят. Сама видела!

И вновь вместо приветствия — угрюмые лица и немое порицание. Напоминает уже какой-то сговор. Направился быстрее к Соулу. В одной из пещер о чём-то шептались Шоу и Тални. Но от товарища демонстративно отвернулись, словно и не знали его прежде. Попахивает всеобщим неодобрением, но что вызвало столь негативную реакцию? Нгдаси как раз выходил из своей каморки. Даже старый друг ненароком поморщился, предвидя необходимость общения с Ланакэном, но хотя бы впустил и сел на мешок с сеном в углу, ожидая слов.

— Я тоже тебе очень рад! — не удержался и съязвил бывший крестьянин.

— А я не говорил, будто бы тебе рад, — резко и вместе с тем не юля отозвался врачеватель.

— Что так? Вчера друзья, а теперь уже руки не подашь, если упаду?.. Почему с утра все на меня так пялятся, словно я преступник какой-то…

— А тебе, конечно, и невдомёк… Ты думаешь, словно бы все вокруг слепы? Это подлость, Ланакэн! — голос лекаря дрожит от едва сдерживаемого презрения.

— А можно узнать, в чём на сей раз меня обвиняют? — холодно уточнил гость. В его зрачках зажглись мрачные огоньки, будто перед схваткой. Создавшаяся ситуация уже порядком выводит из равновесия.

— В чём? Ты ещё спрашиваешь?! Все видели, как вчера ты остался у своей григстанки, а вышел только утром! Ты же даже не позаботился прикрыть завесу у себя в жилище, чтобы хоть какую-то иллюзию пребывания там создать! Это бесчеловечно! Она враг, но не так же! Мстить можно по-разному! Это грязно, поступать так с этим жалким созданием!

— И это мне говорит тот, кто пытался её зарубить?! — напомнил Ланакэн, хохотнув, хотя настроение отнюдь не весёлое. Хозяин резко встал и продолжил, активно жестикулируя за недостатком выразительности в весьма эмоциональной тираде:

— Я и не говорил, будто твоя ненормальная мне нравится! И теперь скажу, что прикончить её — верный путь! Но — тем не менее — столь грязно мстить бесчестно! Не она виновата в гибели твоей семьи! Ты опорочил её и считаешь омерзительное издевательство в порядке вещей? По-моему, лучше б ты её убил, а то стал, как её сородичи! Это бессердечно, низко! Буквально изнасилование! Сделал ведь падшей! Силион же противиться не посмела бы тебе нипочём! Это…

— Слова закончились или мне ожидать продолжения бурной речи?! Или подсказки от меня ждёшь? Так я не столь много слов вообще-то знаю… Я вот тут только одного не понял: а о чём ты? Почему ты говоришь о какой-то мести? Разве я не обычный здоровый вполне целый мужчина и не способен заинтересоваться женщиной? Что необычного? Знаю, поспешно, опрометчиво, далеко занесло… Ну, всякое ж бывает! Когда мне ухаживаниями заниматься да ещё и за ней?

— Она не просто женщина, а григстанка!.. Что ты сказал?.. — перебил сам себя собеседник. С трудом сглотнул и снова сел. У него даже разрез глаз стал почти григстански-круглым. Повисшую паузу можно словно бы тронуть — зазвенит струной. — Хочешь сказать, будто у тебя с ней всё серьёзно?

— Почему вдруг все стали столь заботливы к её судьбе? Даже интересно. И почему я не имею права на личную жизнь… Это тоже, кстати, занятно! — резко отметил приемник Шамула.

— Ты… не можешь… Ты предводитель Убежища! Она — григстанка! — промямлил Соул и обхватил взъерошенную голову: любые доводы после вышесказанного услышаны не будут.

— По другому запел! Теперь и это плохо! А что хорошо? Нам с ней решать, как нам лучше! Не ваше дело! Почему мне надо оправдываться, словно я совершил что-то несусветное? Я один уже достаточно долго, она тоже…

— Но Далиана!..

— Не смей приплетать сюда её! — закричал задетый за живое вдовец. Будто соли кто на открытую рану щедро сыпанул. Ловушка захлопнулась. Положительного выхода нет. Все варианты окружающие встретят в штыки. Отныне каждый будет смотреть с укором. И тем не менее упрямец не испытывает ничего, кроме досады на всеобъемлющую назойливость. О содеянном ничуть не сожалеет.