Рождение - [28]

Мрачный сырой зал обладает отличной вентиляцией, разносящей испарения вместе с дымом на обширное пространство. Именно этот горячий туман, источаемый питаемым тёплым источником прудиком, и прячет следы пребывания здесь населения. Стараясь выглядеть по-незаметнее, григстанка развела огонь и стала возиться со стряпнёй. Предстоит ещё вспомнить рецепт, подходящий для имеющихся в наличие продуктов. На общем фоне чужачка удачно теряется, облачённая согласно «здешней моде». Пламя, чуть потрескивая, радостно предложило услуги, окончательно приободрив. Ароматные корни возбуждают аппетит и придают некоторого оптимизма иллюзией домашнего комфорта. Однако, именно из-за них Тана Рауша, готовившая сладкую кашу своему младшему сыну, обернулась. Все только и судачат о появлении новой жительницы в Убежище, но видели её мало. В первый момент человеческая женщина потеряла дар речи от близости врага. Специфические мелкие черты лица, практически круглый разрез глазниц, выбивающиеся из-под прихваченных в растрёпанную длинную косу волос уши нехарактерной для остальных тут формы, особенности наклона корпуса… Крестьянка неуверенно подошла к старой подруге и чуть слышно поинтересовалась:

— Неужели же это она? Или я ошибаюсь?

— Она-она! Как же, ошибаешься! Пришла к нам, словно бы ни в чём ни бывало! — процедила сквозь зубы Даура, нахмурив мохнатые брови, придающие чрезмерной суровости. Тана помялась:

— И что же… Никто не сделает ничего с этой?..

— Аюту приказал её не трогать. Никто не ослушается последней воли старейшины, — напомнила собеседница с незавуалированным сожалением. Однако древние законы остаются нерушимы и держат весь порядок в их тесном обществе.

— Слушать бред умирающего старика?.. Разве при таком положении вещей столь уж логично? Ведь ты только подумай… Вот точно так же она у себя дома жарила наших детей! Она же настоящая григстанка! Подумай только! Кто знает, какими блюдами она угощалась у себя дома в последний раз! — с каждым словом одинокая мать распаляется всё жарче и жарче. Её интонации становятся громче и громче. Стоявшие неподалёку уже оборачиваются: происходит нечто куда более интересное, нежели их сковородки.

— А что тут можно сделать? Она под охраной самого нашего предводителя! — попыталась вставить Даура, однако только подлила масла в огонь.

— Да плевала я на него, если это всё, на что он способен! У меня ещё один сын цел, зачем же мне его подставлять на верную гибель!

Рауша стала озираться и нашла крупную палку среди подготовленного топлива.

— Постой! — попыталась удержать знакомая, однако теперь с ураганом возмездия не справится и бывалый ветеран. Материнский инстинкт ударил в виски праведным гневом. Сейчас только смерть отвратительного существа охладит буйную голову. А мешать больше никто особенно и не норовит. Избавиться чужими руками от навязанного чреватого состояния очень заманчиво!

Силион заметила рослую и несколько тучную нападающую, когда та приблизилась вплотную. Неприкрытое бешенство и неприхотливое вооружение объясняли всё сразу, убивая робкую попытку приподнять себе настроение собственными достижениями.

— Что готовишь? Не наших ли детей? Или будешь утверждать, будто бы никогда человечины не пробовала? Чего вылупилась? Думаешь, если кто-то сдуру приказал с тобой цацкаться, я на тебя молиться буду? Пусть другие боятся! Мне терять нечего, кроме своего единственного ребёнка!

Краска отлила от кожи Силион, сделав совсем белой. Слова незнакомки попали по самой наболевшей ране. Снова начала подкатывать тяжёлая волна образов — словно тонет в чёрном омуте. Уши заполнил пока неразличимый гул объединённых воплей страдания и мольбы о пощаде, преследующий в ночных кошмарах, иной раз прорывающийся из них в реальность в одиночестве. Если б можно было от него освободиться, стереть из памяти чудовищный день, открывший для высокородной из Руали жуткую истину!

Злость ослепила, лишила возможности постижения собственных деяний. Только руки механически поднимались и опускались, вновь и вновь нанося удары. И внезапно до рассудка дошло полное отсутствие сопротивления. Зеленоглазая не старается даже убежать: покорно свернулась на камнях у ног своей мучительницы. «Победительница» замерла, приходя в себя после столь бурной реакции на шокирующее открытие. Девушка невнятно произносит что-то, словно твердя заклинание или молитву. Но, прислушавшись, Тана разобрала хрипло повторяемое снова и снова:

— Я видела, видела… Он убил их. Всех убил. Им было больнее и хуже. Он убивал их всех. Кто-то должен ответить. Я видела! Им было хуже и больнее. Кто-то обязан ответить…

Палка выпала из ставших непослушными пальцев. Поверженная робко взяла деревяшку. Не поднимаясь, протянула её своему палачу и пробормотала:

— Так надо. Я понимаю. Мне лучше умереть. Так для всех будет лучше. Я знаю. Тогда я больше не буду это помнить. Они слишком громко кричали. Я не могу забыть. Я понимаю. Кто-то…

— Что же я делаю… Она же и впрямь… безумная… Совершенно! — внезапно испугалась самой себя уже не столь юная моралистка, медленно опустилась на колени рядом с избитой, встретилась с совершенно отсутствующим взором и непреднамеренно провела ладонью по щеке девочки. Сердце почему-то оттаяло, наполнилось состраданием и… стыдом. Незваная гостья Убежища всё ещё упорно пытается вложить в ладонь очевидной будущей убийцы орудие мести, однако мир уже перевернулся. Отныне Рауша даже помыслить о жестокости в отношении к этой конкретной григстанке не смогла бы.