Рождение - [22]

— Почему меня так назвал? Разве не при тебе я последнее моё распоряжение отдавал? Здесь не я уже руковожу, а Ланакэн! Запомнить тяжело? Его воля — моя воля. Я знал, кого выбирал. Именно потому на нём и остановился: только этот мой ученик способен разглядеть несчастье не только у соплеменника, но и у врага, да не обрадоваться, а помочь. Он на десяток шагов вас опередил. Догоняйте! Вот иди и отнеси им мой приказ: пусть почитают за равную Безумную Григстанскую Красавицу. Впрочем… Все идите. Осилзский пусть со мной ещё останется. Разговор есть.

Все вышли. Едва различимо потрескивает огонёк на столе. Умирающий долго глядел в пространство, словно бы и позабыл уже, что ещё не один. В полумраке слишком блеклые черты в ореоле коротких выбеленных возрастом волос создают впечатление лика призрака, решившего проявиться в сём мире для чьего-то устрашения собственной реальностью. Едва одолевает дыхание, настолько ослабел от потери крови. Но разум столь же остр, как и прежде. Обдумывает ситуацию.

— Ну, каковы тебе твои подчинённые? Жестоко, правда?

— В чём-то они правы. Я не должен был приводить сюда григстанина, но ситуация вышла из-под моего контроля. Безразлично наблюдать за её гибелью я не смог, — невнятно начал оправдываться наследник.

— Говори честно: сейчас ты бы поступил так же? Или уже нет? Теперь знаешь всеобщее мнение, последствия…

— Всё равно… Она же всего лишь беспомощная женщина, буквально ребёнок! — упорно отмахнулся бывший крестьянин. Явно следует ожидать укоров и наставлений, хотя и самому ясно: все доводы разрушаются при упоминании о возможных потерях.

— Вот-вот. Знаешь… Григстанин и человек в одинаковой мере животное. Одинаково жестокое и одинаково испытывающее наслаждение от чьей-то гибели или поражения. Только не говори остальным никогда. Это между нами, — Аюту недовольно следит за приемником. Сказанное произвело гнетущее впечатление. Пауза затянулась.

— Вы хотите сказать, будто бы мы одинаковые, однако мы не поступаем, как они, — возразил молодой собеседник, отчего наставник придушенно рассмеялся.

— Просто у нас это отвергается законами, а их законы пока позволяют им всё запретное. Так выгодно князю. Иначе все заметят, насколько он уже не годен к правлению. Да и боятся нас они не на шутку. Между собой григстаны вполне миролюбивы. Мы надоедливые тупые животные на их дороге, поэтому они нас и хотят истребить. Если б нас было больше, возможно, мы бы хотели того же. Не думал над этим? Вон насколько жадно наши соплеменники стремились учинить расправу над крошкой. Даже этот певец Эры Равноправия… Всем надо было видеть кровь малышки. Видели ли они в ней разумное существо? Спроси себя, — вновь молчание. Говорить раненому становится сложнее с каждым прожитым ударом сердца. Иногда создаётся впечатление, будто уже едва ли измеряет окружающее стандартными мерками. Смерть заждалась. Судя по измождённости, к вечеру должен наступить самый горестный миг для всего Сопротивления, которого с тревогой ожидают ныне. Ланакэн тяжело вздохнул и негромко спросил:

— И как же Вам удавалось все эти годы прожить, сознавая столь горькую истину? Не бросить нас всех, не отвернуться?

— Так же, как придётся и тебе. Разве ты уйдёшь в создавшейся ситуации? Бросишь всех их… Подумай хорошенько! Потом уже будет поздно, ибо от принятой миссии будет, ох, сколь не легко избавиться!

— Да, я понимаю. Но мне всё-таки не хочется так думать о соратниках… Хотя таким образом словно бы всё стало на свои места. Следовательно… Эра Равноправия реальна? Если мы настолько одинаковы, как Вы говорите? — немыслимые выводы, но…

— С тобой — да. Без тебя — нет. Только ты принял под свой кров зеленоглазую. Здесь долго ещё будут попрекать тебя. Береги её. Стоит отвернуться, и чей-нибудь нож непременно достанет из-за угла твою беспомощную подопечную. Помяни моё слово! Даже мой наказ не сдержит! Только твои внимательность и упёртость. Не выпускай ситуацию из хватки. Иди. Я очень устал от вас всех. Настолько устал, насколько ты себе и представить не сможешь. Сможешь, впрочем, со временем. Иди. Я больше не встречусь с тобой здесь никогда. Надеюсь, встретимся в другом месте. Где-нибудь ещё. Я верю в тебя, Ланакэн. К сожалению, только в тебя нынче и верю… Не оставляй её. И… помнишь, я сказал тебе однажды… Судьба умеет посмеяться! Вот теперь её шутка очевидна… Кто-то мне говорил однажды: хочет убивать… А вышло совсем наоборот. Оставайся таким. Прощай, — глаза старика закрылись. Не в силах оказался продолжать утомительные речи. Хочется лишь спать, хотя сон и должен стать последним. Поэтому Аюту притих, сберегая жалкие остатки энергии ещё хоть до рассвета. Нельзя сказать, чтоб очень уж цеплялся за жизнь. Всего лишь боится: вскоре снова может оказаться необходим. Всё ещё не смеет сбросить груз ответственности, полностью отдать всю власть последователю, не тревожась за судьбу народа, которому передал всю свою силу и знание.

В тоннеле уже заждались. Соул тихонько поинтересовался:

— Что он сказал?

— Нечто такое, о чём другим лучше не знать. Довольно рассуждений. Где Кринт? Помоги обустроить новенькой комнату рядом со мной. Как можно ближе! — распорядился Ланакэн и знаком велел девушке следовать за собой. Надо пока укрыться от посторонних, насколько это здесь вообще осуществимо, чтобы не злить людей, не освоившихся пока с непривычным соседством. Врачеватель решил побыть один и куда-то удалился, спеша по дороге ознакомиться с местом жительства. Ему ещё потребуется подключиться к лечению Аюту — никто иной не сумеет сделать больше, дабы облегчить последние тайи умирающего. До поры всё утряслось.