Рождение психоаналитика. От Месмера до Фрейда - [28]

.

Большинство специалистов считают, что в наше время можно добиться глубокого гипноза только у 3–5 % испытуемых, причем речь идет о лицах, гипнотизированных «отработанным методом» (для «первых попавшихся» испытуемых процент будет, вероятно, еще ниже, ибо они, как правило, «засыпают» после нескольких секунд самой простой индукции и по пробуждении демонстрируют полную амнезию). И даже для этих 3–5 % пациентов трудно различить, где в этом состоянии сомнамбулизма его «подлинная суть», а где «усвоенное». Мы вправе предположить, что у большинства стационарных пациентов Бернгейма доля «усвоенного» преобладала. Таким образом, он тоже имел дело с пациентами в каком-то смысле натренированными; они подражали друг другу, подобно пациентам сальпетриерских врачей, которым, как мы увидим, ставили в вину злоупотребление «дрессировкой».

Наряду с чисто практическим доводом о немногочисленности случаев глубокого гипноза позиция Бернгейма могла объясняться и другими мотивами. В отличие от своего учителя Льебо он не обладал системой защиты против опасностей личной вовлеченности — традиционным для магнетизеров милосердием и бескорыстием. И Бернгейм предпочитал, быть может бессознательно, избегать гипнотического отношения и воздействовать на пациента посредством внушения в состоянии бодрствования.

Есть и еще одна возможная причина эволюции взглядов Бернгейма: целиком опираясь на внушение, отрицая на практике существование или возможность строго научного определения гипнотического состояния, он хотел снять с гипноза покров тайны и одновременно доказать оригинальность своих взглядов по сравнению со взглядами учителя. Во всяком случае, он писал: «Я стремился дополнить учение г-на Льебо и, следуя его путем, освободить учение о гипнотизме и внушении от ошибок, снять с него покров тайны и привести его в соответствие с законами биологии и психологии»^{105}.

Хотя представители Нансийской школы не понимали истинной природы предметного отношения, они придавали значение некоторым психологическим факторам и заменили старое понятие «воображение» понятием «внушение». Правда, определяя это понятие в психофизиологических терминах, они недооценивали скрытые за внушением аффективные элементы. Таким образом, Нансийская школа деперсонализировала отношение врача и пациента.

Сальпетриерская школа Шарко

Сальпетриерская школа, придававшая первостепенное значение в гипнозе физическим объектам, пошла еще дальше по пути деперсонализации психотерапевтического отношения. Ученики Шарко отстаивали примат физических факторов порой в карикатурных формах: например, ряд феноменов, которые Бернгейм приписывал внушению, они пытались объяснить действием на расстоянии металлов, магнита или медикаментов. Отказываясь принимать во внимание личностный фактор, Сальпетриерская школа отступала назад, к понятиям, недалеко ушедшим от «минерального магнетизма» (до создания теории флюидизма Месмер верил в целебные свойства металлов).

Напомним теперь учение Сальпетриерской школы в том виде, как оно было представлено Бабинским на Первом международном конгрессе по физиологической психологии, состоявшемся в Париже 6 — 10 августа 1889 года. Учение это содержало четыре положения:

1. «Соматические явления, наблюдаемые под гипнозом у некоторых пациентов, имеют фундаментальное значение, ибо только они позволяют обоснованно говорить об отсутствии симуляции».

2. «В гипнотических феноменах можно вычленить три различных состояния. Это позволяет выделить самую законченную форму гипнотизма, которая должна быть взята за образец; ее принято называть глубоким гипнозом».

3. «К двум предыдущим положениям примыкает третье, гласящее, что соматические свойства гипнотизма и состояние глубокого гипноза могут появляться независимо от внушения».

4. «Гипнотизм в своих наиболее выраженных формах должен рассматриваться как патологическое состояние»^{106}.

Итак, согласно представителям Сальпетриерской школы, гипноз есть соматическое состояние, вызываемое «физическим воздействием без вмешательства внушения». Так определяет его Бабинский, чье отношение к внушению неоднозначно, ибо в другом месте он заявляет: «Парижская школа, подчеркивая важную роль внушения, не оспаривает его реальности, но считает, что внушение не единственный источник явлений, наблюдаемых при гипнотизме»^{107}. Внушение остается для Бабинского подозрительным феноменом, открывающим дверь для симуляции[55], а также воображения, а за этим понятием он, разумеется, не признает никакой научной ценности.

Только когда Шарко в 1882 году представил гипноз как соматическое явление, ему удалось преодолеть сопротивление академиков, которые в течение целого столетия отвергали все, что казалось им лишь порождением воображения. Именно таким образом Шарко смог реабилитировать гипноз, который стал наконец предметом научных исследований.

Школа Шарко применяла в исследовании гипноза анатомо-клинический метод, который был ведущим в то время и оказался плодотворным во многих областях. Само существование гипнотического состояния подтверждалось объективно на основании физических признаков, и индукция, по их мнению, также вызывалась физическими факторами. Дюмонпалье утверждал, что свет, температура, колебания атмосферного давления, электричество, магниты вызывают «изменения в нервной системе». «Напряженное ожидание и внушение, — пишет он, — не имеют никакого отношения к некоторым определяющим условиям гипнотизма»