Рождение огня - [67]

Я выворачиваю своё запястье из хватки Хеймитча, направляюсь в свою прежнюю спальню и запираю за собой дверь. Сижу на краю кровати, уперев локти в колени и положив лоб на сжатые кулаки. Мой костюм ещё тлеет в темноте, я вперяю в него взгляд и воображаю себе, что сижу в своём старом доме в Дистрикте 12, съёжившись у гаснущего очага... И как очаг, костюм постепенно блекнет и темнеет — батарея села.

Когда, наконец, в дверь стучится Эффи — позвать меня на обед — я встаю, снимаю комбинезон, аккуратно сворачиваю его и кладу на стол рядом с венком. В ванной смываю с лица грим, потом натягиваю простые брюки и рубашку и иду в столовую.

Всё происходящее за обедом для меня — как в тумане, ясно я вижу только то, что нам прислуживают Дарий и рыжеволосая безгласая. Эффи, Хеймитч, Цинна, Порция и Пит — все в сборе, обсуждают церемонию открытия. По-моему. Единственный момент, когда я отдаю себе отчёт в том, что нахожусь здесь — это когда намеренно опрокидываю тарелку с горошком на пол и, прежде чем кто-нибудь успевает остановить меня, присаживаюсь на корточки, чтобы убрать за собой. Дарий опускается на колени прямо около меня, я передаю ему тарелку, и мы оба на коротое время оказываемся совсем рядом. Скрытые от взоров других, мы собираем горох, и наши руки на мгновение встречаются. Под слоем жирного соуса, накапавшего с тарелки, я ощущаю грубоватую кожу его руки. Тесное, отчаянное пожатие пальцев — вот и все наши слова, и их нам никогда не удастся произнести вслух. Затем сзади раздаётся кудахтанье Эффи: «Кэтнисс, это не твоя работа!», и он отпускает мою руку.

Когда мы собираемся перед телевизором, чтобы смотреть обзор церемонии открытия, я устраиваюсь на софе между Цинной и Хеймитчем — не хочу сидеть рядом с Питом. Эта ужасная история с Дарием касается меня и Гейла, ну, может, ещё отчасти и Хеймитча, но не Пита. Он, наверно, был знаком с Дарием чисто шапочно — всё же Питер не был таким завсегдатаем Котла, как мы, остальные. Кроме того, я всё ещё обижена на него за то, что он хихикал надо мной вместе с другими победителями, так что не нужно мне его сочувствие и утешение! Я не перерешила относительно того, чтобы спасти его на арене, но больше я ему ничем не обязана! Вот!

Глядя на процессию, следующую к Большой Круглой площади, я размышляю о том, что само по себе гадко, когда мы в обычные годы вынуждены одеваться в идиотские  наряды и дефилировать в колесницах по улицам — дети, ряженые в нелепые костюмы выглядят по-дурацки, но пожилые победители в этой же роли попросту вызывают жалость. Ну, если те, кто помоложе, как Джоанна или Дельф, или те, у кого тела в приличном состоянии, как Сеяна и Брут, ещё могут сохранить какое-то достоинство, то большинство других, попавшиеся в ловушку наркотиков или алкоголя, или страдающие от болезней выглядят карикатурно-нелепо в своих костюмах, изображающих коров, деревья или буханки хлеба. В прошлом году мы прошлись на счёт каждого из участников, но сегодня мы немногословны — так, роняем временами пару слов... И вдруг случается маленькое чудо: появляемся мы с Питом и производим фурор. Толпа приходит в неистовство при виде нас — таких юных, сильных и прекрасных в наших потрясающих костюмах — ну, просто образчик истинных трибутов.

Как только программа заканчивается, я встаю, благодарю Цинну и Порцию за великолепную работу и отправляюсь в постель. Эффи напоминает, что неплохо бы прийти к завтраку пораньше — нам необходимо обсудить нашу тренировочную стратегию. Даже её звенящий голосок совсем потускнел. Бедная Эффи. Наконец, в кои-то веки раз ей выпала удача на Играх — со мной и Питом, а теперь всё рухнуло, и даже она не в силах увидеть хоть что-нибудь положительное в создавшейся ситуации. По меркам Капитолия, это истинная трагедия.

Вскоре после того, как я заваливаюсь спать, в мою дверь кто-то тихо стучит. Не дождёшься. Сегодня я не хочу тебя видеть, Пит. Особенно, если вспомнить, что тут Дарий. Это почти то же самое, как если бы Гейл был здесь. Гейл... Ну как я могу не вспоминать о нём, когда здесь по коридорам безмолвным призраком во плоти ходит Дарий!

В кошмарах меня преследуют языки. Сначала я, застыв от ужаса, беспомощно смотрю, как руки в перчатках орудуют в окровавленном рту Дария. Потом я оказываюсь на бале-маскараде, и меня преследует кто-то в маске, всё время быстро и коротко облизывающий губы мокрым языком. Почему-то я уверена, что это Дельф, но когда он хватает меня и сбрасывает свою маску, оказывается, что это президент Сноу. С его пухлых губ капает кровавая слюна. И наконец, я вновь на арене, мой собственный язык сух, как рашпиль. Я пытаюсь напиться из лужи, а она отступает всякий раз, как мои губы уже почти касаются воды.

Я просыпаюсь, бреду в ванную, открываю кран и заглатываю воду, пока она не начинает выливаться из ушей. Стаскиваю промокшую от пота одежду, падаю в постель как есть, голышом, и каким-то невероятным образом вновь засыпаю.

Наутро я тяну волынку так долго, как могу, не желая идти на завтрак. Не хочу я обсуждать нашу тренировочную стратегию! Что там обсуждать? Каждый победитель знает, на что способен другой участник Игр. Или, во всяком случае, был способен. Ах да, мы с Питом продолжаем ломать комедию любви — вот и вся стратегия. Что-то мне совсем не в дугу рассуждать на эту тему в присутствии молчаливого Дария.