Рождение державы - [20]

Дал посыл своему Нигеру и поспешил за Луисом. Нигер – так зовут моего мерина. Он не совсем вороной и не совсем гнедой, масть переливается темным шоколадом, поэтому назван вполне соответствующе. Выскочив за очередной перелесок, увидел ветряк мельницы и далее на холме – стены и башни замка. Мы перешли на галоп, и вскоре очертания замка стали видны очень четко. А поднявшись чуть выше на холм, справа увидели небольшой город. Вероятно, это Гаен.

Замок оказался прямоугольным, по углам располагались четыре круглые башни. Пятая, вытянутая в форме эллипса, была надвратной, а главные ворота смотрели в сторону города. Ров и вал находились в хорошем состоянии. Рядом с замком текла река, поэтому во рву плескалась чистая вода.

Осадив лошадей перед мостком, мы уже спокойно переехали через ров. Нас, видно, увидели издали и Луиса опознали. У открытых ворот стояли два кирасира с алебардами, а на ступеньках донжона столпились домочадцы, среди которых выделялась невысокая худенькая особа в слегка декольтированном тяжелом платье, с лицом, закрытым черной вуалью. Когда она откинула вуаль и ее лицо расплылось в улыбке, оказалось, что это жгучая брюнетка с карими глазами, красивая молодая девушка лет двадцати пяти. Почему-то возникла ассоциация с изображением Кармен на афише оперного театра в Париже, партию которой исполняла моя Мари. Чем-то они были похожи.

– А тетка где? – тихо спросил Луиса.

– Так вот же она! – крикнул тот восторженно и спрыгнул с лошади.

Понятие «тетушка» для меня всегда ассоциировалось с женщиной в возрасте, а эта девушка совсем не походила на женщину средневековья, которая замужем более десяти лет.

К всеобщему огорчению, выяснилось, что дона Изабелла уже полгода находится в трауре. После нападения пиратов на корабль, где погиб ее супруг, стала вдовой. Впрочем, на убитую горем она не походила, наверное, со своей участью давно смирилась.

К моему присутствию дона Изабелла отнеслась благосклонно. Но какими глазами она начала смотреть на меня, когда Луис, оказавшись в центре внимания, стал в очередной раз чрезмерно превозносить мои подвиги (правда, утаив о том, кем на самом деле мы состояли при хозяйке)! И как тоскливо мне было видеть этот взгляд. Теперь я знал, чем они так похожи, дона Изабелла и моя Мари.

– Восхитительная дона, скромный Луис преуменьшает собственные заслуги. Если бы не он и не его умение мореплавателя, мы бы выбраться не смогли. – Тот от моей похвалы прямо зарделся.

Дона с благодарностью мне улыбнулась и распорядилась обустраиваться и готовиться к обеду (так называемому ужину).

Дворецкий, благообразный старичок, поселил меня в просторную комнату. Помывку организовали быстро: двое пацанов, которые посматривали на меня восторженными глазами, притащили бадейку и теплую воду, следом пришла старушенция (вроде бы у них молоденьких горничных нет) и повторила уже известную мне процедуру.

Ужин с разговорами и воспоминаниями затянулся допоздна. В конце концов дона Изабелла спохватилась, что мы с дороги должны отдохнуть, и с сожалением распрощалась.

Спал под балдахином в мягкой постели. В отличие от постоялого двора, где меня нещадно покусали блохи, здесь, на удивление, ночь прошла спокойно, и утром нигде не чесалось. Одевшись в тренировочный костюм, сшитый по эскизу модели двадцатого века, и обувшись в мягкие сапожки, нашел выход на улицу и стал нарезать круги вокруг донжона.

Обратил внимание на то, что трое стражников, которые стояли на стенах, и их командир, который облокотился на перила у входа в надвратную башню, скептически наблюдали за глупым мальчишкой, бегающим по кругу не от здравого ума, и посмеивались. А когда я стянул с себя одежду и попросил вылить на голое тело пару ведер холодной воды, желающими сделать это оказались все вышедшие из казармы кирасиры, но очень удивлялись, что такое дело мне нравится. С тех пор на то, как на меня выливают холодную воду, прибегала смотреть вся дворня. Дона тоже наблюдала: тихонько, в окошко, из-за шторки. Ну и ладно, точно так же делал дома, в Каширах, и ничего, не стеснялся и сейчас не вижу ничего такого, чего бы можно было стыдиться.

Познакомился с Педро, командиром охраны замка, Луис сказал, что он неплохой рубака. И вот ежедневно по паре часов мы стали проводить с ним в спаррингах на палашах. Оказалось, что для меня не соперник. Даже втроем, когда он брал еще двоих кирасир, сделать они со мной ничего не могли. Проходило совсем немного времени, по моим представлениям минут восемь – десять, и последний условно убитый отваливал в сторону. Нет, такие вояки для наших казаков совсем не противники.

Поначалу Педро очень психовал; ну как же, какой-то мальчишка разделал его, матерого бойца, под орех, затем резко сменил свое отношение ко мне на уважительное. Теперь не было такого дня, чтобы он яростно не пытался меня достать.

Луис тоже, хоть и хвастался своими отличными учителями, оказался не ахти каким фехтовальщиком, по крайней мере был слабее меня. Вдруг вспомнился дед Опанас, который до последнего дня больно лупил по заднице за каждую, по его мнению, ошибку, но отцу и пану Чернышевскому за чаркой громко шептал, потрясая кулачищем и думая, что ничего не слышу: «Из моего внука будет добрый казак!»