Рождение державы - [133]

– И теперь он двигается к замку вашего вассала?

– Конечно. Какой же князь в здравом уме будет жаловаться в суд на обыкновенного шляхтича? Имею большую надежду, что он зацепится за замок.

– Надеетесь, что мальчишка станет его штурмовать?

– Очень надеюсь, людей специально проинструктировал. А пан Михаил молодой, горячий, уйти не должен. Вот тогда мы будем иметь полное право защищать свое имущество.

– А сил у вас хватит?

– Безусловно. В усиление гарнизона даже свою гусарскую сотню отправил.

В замке городка Смела, семейной ставке князя Станислава Конецпольского, в просторном кабинете за круглым венецианским столиком с графином белого вина в широких резных креслах сидели двое крепких, но уже седеющих мужчин. Одеты были в чулки, короткие штаны и расшитые золотом французские камзолы. И в итальянские башмаки с золотыми пряжками. По плавным, но экономным движениям их рук с характерными мозолями на ладонях становилось ясно, что друг с другом беседуют настоящие воины, не чурающиеся того, чтобы подержать в руках меч. А судя по властным взглядам, это были вершители судеб множества людей.

Напротив хозяина кабинета сидел его гость, коронный хорунжий, князь Анджей Вишневецкий, который прибыл в Смелу в порядке инспекции владений Киевского воеводства. Данное мероприятие проводилось в плановом порядке ежегодно. Вот и на сей раз воевода князь Казимир Потоцкий отправил в обход бронный гусарский полк, командиром которого и был князь Анджей.

В настоящее время они обсуждали появление на землях повета казачьего отряда в две сотни воинов, в составе которого шла панцирная хоругвь из шести десятков рыцарей. Отряд возглавлял молодой князь Михайло Каширский.

В том, что они здесь ходят по причине решения семейных вопросов (или подраться), ничего необычного не было, и присутствующих в кабинете этот момент беспокоил меньше всего. После Андрусовского договора тысяча шестьсот шестьдесят седьмого года Запорожская Сечь перешла под совместное русско-польское управление, поэтому шляхтичи часто наведывались в гости к казакам, а те – в Речь Посполитую. Необычным был обоз в две сотни возов и почти тысяча крепких, молодых хлопов с приблизительно равным числом баб и мужиков. А также больше сотни верховых казачек, сопровождающих своих мужей.

Буквально пару дней назад в их краях прошел слух, что молодой Каширский присягнул на верность французской короне, получил в дар островок за морем, теперь собрал людей и будет его осваивать.

– Нет, я совсем не против его ухода, – говорил князь Станислав, – но зачем он забирает сестру, которая уже была обещана моему младшему сыну Вацеку?

– А что, другую не найдете?

– С таким ангельским личиком, файной[38] фигуркой и приличным приданым – достойной партии нет.

– И что вы будете делать после того, как вынудите мальчишку напасть на замок?

– Защищать свое имущество, ваша мосць[39], что же еще. Затем возьмем в плен оставшихся в живых казаков и казачек, стребуем с них выкуп, как с нападавшей на мирный замок стороны. Ну а с хлопами ясно что, посадим на землю.

– А с мальчишкой что?

– Ну как обычно в таких случаях, разрешу поединок с обидчиком. Пан Собакевич, конечно, схизматик, но рубака хороший. Скажу ему, чтобы насмерть не убивал, князь Михайло все-таки старший в семье и на свадьбе сестры обязательно должен быть. Затем с почетом отпустим, куда ему надо.

– Не понял, проше пана, и где в этом деле моя выгода?

– Разбегутся многие, – вздохнул князь Станислав, – а ваша мосць могли бы всех переловить. И этих, которых переловили, посадить уже на свои земли.

– Дурно пахнущее дело, пан Станислав, и, к вашему огромному сожалению, в это время здесь оказался я. Решить все тихо и без излишней огласки теперь невозможно, вы сейчас вынуждены раскрыть карты и пытаетесь привлечь меня в виде парфюма, отбивающего неприличный запах в обществе. Не правда ли? К вашему сведению, пан Станислав, собачкой бегать по степи просто так даже моих рыцарей не заставить. – Князь Вишневецкий взболтнул вино в бокале и продолжил: – Нужен более серьезный стимул, чтобы мы согласились участвовать в… этом. Посему половина! Половина смердов, половина лошадей, половина выкупа за казаков и половина казны Каширских.

– Пшепрашам пана Анджея, – недовольно вскинул гладко выбритый подбородок князь Конецпольский, – но сто тысяч серебром не делится! Это уже объявленное Каширскими приданое за невесту!

– Ну с этим можно согласиться. Но все остальное – поровну!

Село Морошки, основанное еще прадедом нынешнего Собакевича, было не казацким, а крепостным, но выглядело большим и богатым. На трех длинных и семи коротких улицах стояло три сотни домов, а крестьян проживало изрядно больше, чем в каком другом городке, – около двух с половиной тысяч.

На въезде в село мы оставили обоз и казацкий отряд для организации временного лагеря, а сами двинулись к площади. Дворы были совершенно пустынны, даже дети попрятались, только у церкви посреди дороги стоял местный батюшка, отец Василий. Подъехав к нему, спешился, поцеловал крест и принял благословение.

– Смилуйся, князь. Нема на селе твоих обидчиков, сгинули они. А простой люд казнить не надо, они ни при чем.